Геннадий Коваленко - Прозвища казаков донских и кубанских станиц. Казачья жизнь

На нём лежала груда расписных пряников. Там были пряничные кони и бараны, кошки и человечки, и просто так пряники. Они были круглые, большие, с красными узорами и синими вензелями, с жёлтыми кругами, длинные с орехами, мятные, паточные и всякие другие.

Казаки толпясь выбирали – кто себе, а кто своим домочадцам пряники. Кто брал коня, кто зайца, кто пряник с наклеенной на него бумажкой изображавшей часы. Много мальчишек с разгоревшимися глазами смотрели на это богатство и, шмыгая между взрослых, делились впечатлениями:

– Вот этот как ножницы… Вот этот как сазан… Из чего же сделали тот коричневый? А у соседней тётки – ешшо почище ….

Прислушался Бембе к словам ребятишек и стал пробираться к соседнему прилавку. Чакмеш, купив себе жёлтого коня, двинулся за ним. Подошли они к прилавку и разбежались у приятелей глаза… Тут всё не лежало, а стояло. И коньки стояли, и собаки, и бараны, и у всех на шее были цветные ленточки.

– Ну – сказал Бембе – это для меня.

И тут же купил розового барана с синей ленточкой.

Когда они сели на коней и поехали, то стал Бембе хвалиться.

– Мой баран – баран, а твой мерин (пряник) – не знаю что такое.

Чакмеш обиженный, отвернулся, и смотря разочарованно в степь, стал жевать свой пряник. Тут и Бембе откусил от своего барана. Еле вытаскивая завязшие зубы, выпучил он глаза, а на губах у него выступила мыльная пена. Чакмеш, увидев это, взял у него барана и, плюнув сказам: «Это мил (мыло)».

– Ох – ответил Бембе: мил не мил, а купил – кушать надо.

Приехав домой, Чекмеш рассказал своим домочадцам о промахе Бембе, вот смеху то было. Потом, история незадачливого казака дошла до соседей, а от них, и до досужих казаков других станиц. Вот те и стали дразнить граббевских станичников «мил не мил, а купил – кушать надо». Как говориться: грех смеяться над дураком, да нет греха – над чудаком. Тем и вошли Бембе с Чекмешем в историю своей станицы.

Ославились грушевцы не потомкам на славу, а людям забаву. Сами были остры на язык. Над соседями любили посмеяться. Да забыли казаки народную мудрость: не смейся, горох, не лучше бобов: размокнешь – и сам лопнешь. Да иной смех, как на грех: вырвется, и человек обидится. Вот так смеяться смеялись, и сами на остёр язык попались.

Наняли грушевцы пастуха, стадо станичное пасти да костями по степу трясти. Пастух вроде справный, да мало кто знал, что на выпивку славный. Весна пролетела, да лето настало. Солнце в зените, а пастух худобе – извините. Хватил из бутылочки, да и придремал в холодке. Спит, седьмой сон видит. А коров да бугаёв на речку гнать пора, поить, а там и на стойло – доить. Помыкалась худоба без пастуха, да и заспешила напрямки к речке. Да на пути станица. Бабы то, известное дело, на стойле, коров дожидаются, а казакам в обед сладко спится – дремлет станица.

Вот так станичное стадо грушевских казаков, по недогляду, как пастуха, так и местных жителей, зашло на станичный майдан. Прёт худоба гуртом, что с них возьмёшь – скот, скотом. Майдан запрудили, плетень повалили, да и вошли в звонницу. А в церкви, не попа не дьяка, был звонарь, да и тот задремал собака.

Впутались быки в верёвку колокола, да и стали. Дальше то проходу нет. Ревёт на всю ивановскую худоба, тут и мёртвого поднимут их гроба. Тут и казаки глаза продрали. Схватили, кто байдик, кто кнут, кагалом на майдан бегут. Стали казаки быков выгонять вон, и начался тут беспорядочный колокольный звон. А бык тот от звона совсем сбесинел, чем больше рвётся, тем звон отчаянней раздаётся. Люди потом говаривали, что чуть ли не в Новочеркасске звон тот слышали. Сбежалась на него вся станица, себя показать, да повеселиться. Отсюда и пошло прозвище грушевских казаков: «Бугаи колоколами трезвонили».

Расскажем теперь прозвища станицы Гундоровской. Лихие казаки гундоровцы, а прозвища у них обидные. « Дражнят их просточками», « обрезанцами», « телушками». Прозвища «соленые», не во всяком обществе расскажешь историю их происхождения. Просим и читателей извинить нас за некоторую вольность.

Ехал как то казак гундоровец на подводе по своим делам. Видит – идет казачка, да такая стройная, красивая, молодая – кровь с молоком. Идёт будто пританцовывает, так, что молодца в жар бросает. Да казак сам молодой, да красивый, в самом расцвете сил. Оно, конечно, одному ехать скучно. Подъехал он к казачке, говорит: « Садись, подвезу красавица…»