Петр Котельников - Меч от Дамокла. Исторический роман. Том I

«Мои господа! – говорилось в ней. – Письмо ваше я получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже поехал, что меня зело обрадовало. Что же пишете, что желает жениться на той, которая при нем, и в том весьма ему позволяется, когда в наш край приедет, хотя в Риге, или в своих городах, или в Курляндии у племянницы в доме (герцогини Анны Иоанновны), а чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневается, что ему не позволят, и в том может рассудить: когда я ему такую великую вину отпустил, а сего малого дела для чего мне ему не позволить? О чем наперед сего писал и в том его обнадежил, что и ныне паки подтверждаю. Также и жить, где захочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словом обнадежьте его».

Поверил сын слову отца и в последний день января месяца в Москве-граде в сопровождении графа Толстого объявился. Пал в ноги. Повинился, слезами горючими обливаясь… и два условия выполнил: отказался от наследства, на евангелии клянясь… и выдал всех, кто ему помогал…

А вот своей части обещания царь не выполнил. Розыск царский во всю силу заработал. Более десяти приближенных царевича мученическую смерть приняли на колу и на колесе… Первым из них был Кикин Александр Васильевич, когда-то любимый денщик царя, позднее известный российский дипломат.

В изобилии лилась кровь за царевича, а он сам тешился уверенностью, что купит себе спокойствие и безмятежную жизнь со своей Ефросиньей. «Батюшка, – писал он к Ефросинье, – поступает со мною милостиво; слава Богу, что от наследства отлучили! Дай Бог благополучно пожить с тобой в деревне».

В светлый праздник Пасхи на коленях умолял царевич мачеху похлопотать еще раз перед батюшкой о судьбе его. Буря, казалось, миновала.

Правильно князь Василий Долгорукий сказать изволил как-то:

– Вот, дурак, поверил, что отец посулил ему жениться на Афросинье! Его, дурака, обманывают нарочно.

18 марта Петр и Алексей уехали в Петербург, 20 апреля туда, наконец, приехала Ефросинья, но царевич не встретил ее. Ее, беременную, засадили в Петропавловскую крепость и там допрашивали: кто писал царевичу, кого хвалил царевич, кого бранил, что о ком говорил. Испуганная Ефросинья рассказала все: «Царевич писал цезарю жалобы на отца, очень прилежно желал наследства, говорил: „Я, когда стану царем, то буду жить зиму в Москве, а летом в Ярославле. Петербург будет простым городом; я кораблей держать не стану и войны ни с кем вести не буду“. Когда услышал царевич, будто в Мекленбурге бунтует русское войско, то очень обрадовался». Она показала также, что царевич хотел бежать в Рим к папе, но она его удержала. Когда Алексею предъявили показание Ефросиньи, он запирался, но отец подверг его пытке.

Под пытками царевич признался не только в том, что показала на допросе Евфросинья, но наговорил и много иного.

А потом и суд над царевичем состоялся. И все представители светской власти царской приговорили царевича Алексея к смерти. Не подписал приговор только фельдмаршал Шереметев, сказавший будто бы:

– Рожден служить своему государю, а не кровь его судить!

26 июня 1718 года в 6 часов пополудни царевич скончался. Царь опубликовал о его смерти, что тот, выслушав смертный приговор, пришел в ужас, заболел недугом вроде апоплексии, исповедался, причастился, потребовал к себе отца, испросил у него прощения и по-христиански скончался.

Но этому не все верили даже в XVII веке; пошли слухи, что царевич умер насильственной смертью, но какой – неизвестно…

27 июня, была годовщина Полтавской битвы. По Неве перед Летним дворцом Петра I прошли украшенные флагами суда, жители города услышали пушечный салют, а затем насладились зрелищем фейерверка.

29 июня государь праздновал свои именины, присутствовал на спуске корабля, а вечером был фейерверк и веселый пир до глубокой ночи. Тем немногим наблюдателям и участникам торжества, которые знали, что накануне оборвалась жизнь царевича, оставалось лишь удивляться невозмутимости его отца.

Тело царевича, перенесенное из Петропавловской крепости, лежало в церкви Св. Троицы.

30 июня, вечером, оно было предано земле в Петропавловском соборе, рядом с гробом покойной кронпринцессы. За гробом царевича «изволил высокою своею особою идти его царское величество, а за ним – генерал-фельдмаршал светлейший князь Меншиков и сенаторы и прочие знатные персоны. А потом изволила идти ее величество государыня царица, а за ее величеством вышеописанных знатных персон жены».