Борис Сударов - Звёзды нашей молодости. Эксклюзивные интервью с кумирами ХХ века и рассказы о них

* * *

В преддверии 100-летнего юбилея Сергея Яковлевича Лемешева, мы встретились на квартире артиста в доме на Тверской, где он прожил последние 27 лет своей жизни, с его вдовой – Верой Николаевной Кудрявцевой,заслуженным деятелем искусств, профессором Московской консерватории.

Здесь все напоминает о прославленном певце. Во всех пяти комнатах большой квартиры на стенах его фотографии, картины, афиши. В его рабочем кабинете – рояль, ноты, книги. На столике в углу – подарки от зрителей. Шахтерская лампа – от шахтеров г. Чистякова; два огромных оригинальных карандаша – красный и синий – в красивой шкатулке подарили певцу трудящиеся Славянска; шахматы старинной работы – подарок студентов Ленинграда; от коллектива оркестра русских народных инструментов Всесоюзного радио – балалайка с надписью: «Народ признательной душою России слушает певца».

В спальной комнате стены сплошь увешаны фотографиями, афишами, картинами и опять – подарки. Черная, красиво разукрашенная шляпа – сомбреро – подарок мексиканского поклонника; два серебряных венка, на листьях одного из которых выгравированы все роли, сыгранные Лемешевым, – это к 70-летию со дня его рождения. И рядом необыкновенно красивые гусли. На них надпись: «Звените струны золотые во славу русского певца». Подарок преподнесли актеру на его концерте в Колонном зале в 1965 году.

— Вера Николаевна, да здесь у вас настоящий музей…

– Я стараюсь сохранить все, как было при нем. Мне дорога здесь каждая вещь, потому что она напоминает о каком-то мгновении нашей с ним счастливой жизни. Вот эта, например, афиша «Евгения Онегина» с Лемешевым в роли Ленского всегда воскрешает в памяти наши первые встречи с ним в Ленинграде, где я жила до войны и первые послевоенные годы.

– Можно задать вам вопрос: как вы познакомились с Сергеем Яковлевичем?

– После окончания консерватории осталась в аспирантуре. Затем работала солисткой в Ленинградском малом оперном театре. В первые послевоенные годы Сергей Яковлевич часто приезжал к нам в Ленинград и принимал участие в оперных спектаклях нашего театра. Нам обоим доводилось выступать в «Евгении Онегине». Он пел, естественно, Ленского, я – Татьяну. Тогда мы с ним и познакомились. Между нами сразу пробежала какая-то искра. Я слушала за кулисами с повышенным вниманием его партии. О том, что он слушает меня, сидя на стуле за кулисами, я не знала. Мне потом об этом сказали. Наши чувства росли. Я видела это, стремилась избежать дальнейшего сближения. У нас у обоих ведь были семьи.

А он все чаще стал приезжать в Ленинград и выступать в наших спектаклях. Как-то в один из таких его приездов, это было в 1948 году, Лемешев, как обычно, пел Ленского, я – Татьяну. И когда мы вдвоем оказались за кулисами, он сделал мне предложение. Я опешила. «Неужели вы не понимаете, неужели не чувствуете, что я приезжаю сюда так часто только из-за вас? – сказал он. – Вы мне нужны».

В 1950 году мы уже были вместе.

– У Сергея Яковлевича, кажется, в те годы были какие-то неприятности, ему долго не присваивали звания народного артиста. Это было связано с вашими отношениями?

– Да, все из-за семейных дел. В советское время с этим было строго. Он ведь был к тому же членом партии. В Министерство культуры, в ЦК потоком шли письма, сотни писем: почему Лемешеву не дают народного? Но затем все уладилось. Его пригласили в ЦК на беседу, сказали: «Вы, пожалуйста, побыстрей улаживайте свои личные дела». И вскоре ему, наконец, было присвоено звание народного артиста СССР.

А меня еще несколько лет в Москве не хотели признавать. На работу нигде не могла устроиться. Моталась из Москвы в свой ленинградский театр. В Большом, правда, удавалось изредка петь, приглашали на отдельные роли, когда основная исполнительница по какой-то причине не могла выступить. Но это было крайне редко.

Потом Министерство культуры смилостивилось. Была дана команда, и меня переводом из Ленинграда приняли на работу солисткой в Театр Станиславского и Немировича-Данченко.

– Как складывались отношения у Сергея Яковлевича в коллективе Большого театра?

– К нему все хорошо относились – руководство, коллеги.

– С Иваном Семеновичем Козловским ладили? Все-таки оба замечательные теноры, оба пели одни и те же партии, у каждого были свои поклонники. Не ревновали друг друга?

– Знаете, у них всегда были очень корректные отношения. Когда на нашем доме открывали мемориальную доску, Иван Семенович присутствовал. Правда, на фуршет, который состоялся после церемонии, он не пришел: не смог, как заявил, отменить важную встречу.