Борис Сударов - Звёзды нашей молодости. Эксклюзивные интервью с кумирами ХХ века и рассказы о них

Шел декабрь 1934 года. «В шесть часов вечера, – пишет в своих воспоминаниях режиссер фильма Леонид Трауберг, – нас с Козинцевым позвали в Кремль. Мы чуть опоздали: просмотр уже начался. В большой комнате было темно, и кто был там, мы не видели. В темноте послышался чей-то недовольный голос: „Что это за завод? Я такого в Питере не помню“. Немного погодя тот же голос (позже мы узнали Калинина): „Мы так перед мастерами не кланялись“. И тут раздался негромкий с очень заметным акцентом голос: „В зале присутствуют режиссеры. Желающие смогут потом высказаться“. Больше замечаний не было. Фильм закончился, и мы увидели лица, знакомые нам по портретам: Калинин, Ворошилов, Орджоникидзе, Андреев, Сталин… Других мы не знали. Все с нами поздоровались и сразу стали делать замечания. Сталин: „Вот у вас этот большевик в начале диктует листовку. Такого тогда не было“. „Секретарей не держали“, – сказал Ворошилов, и все засмеялись. Ворошилов добавил: „И очень он у вас старый. Тогда Владимиру Ильичу было только сорок, а мы все были помоложе“. Сталин не очень гневно сказал: „И что это он в мягкой шляпе и в нерабочем костюме влезает в толпу рабочих? Там же шпиков полно, сразу же схватили бы“. Я объясняю: „Диктует большевик потому, что нам очень не хотелось применять титры, надписи. Взяли мы Тарханова на эту роль, немного наивно полагая, что должно быть сразу видно: старый большевик. Пробовали нацепить на него рабочую блузу и картуз, но это ему решительно не шло“. Все засмеялись, но Сталин все-таки назидательно продолжал: „И что это он хочет текст листовки продиктовать? Подумаешь, дипломат какой!.. Будто, кроме него, не было в Питере кому листовку составлять“. Здесь Козинцев, решив, что дело проиграно, слегка побледнел и опустился на стул. Позже возникла легенда, будто Сталин топал ногами и кричал на нас, а Козинцев упал в обморок. Ничего этого не было. Я объяснил неуклюже: „Извините нас, товарищи, но мы с самого утра уже несколько раз смотрели картину, не успели даже чаю выпить и, как сами понимаете, волнуемся“. Тут все засуетились, и, словно в арабской сказке, на столике мгновенно возникло угощение: чай, бутерброды. По сути, все было закончено. Мы поклонились и пошли к выходу. Сталин, взяв в руки стакан чаю, крикнул нам вслед: „А Максим хорош! Хорош Максим!“. И это была все подытожившая рецензия».

– Вторая и третья серии первоначально не предполагались?

– Нет. Но после выхода на экран «Юности Максима» – таково было окончательное название фильма, – на «Ленфильм», лично режиссерам, исполнителю главной роли стали поступать письма с просьбой продолжить картину. Люди принимали созданный на экране образ Максима как историческую личность, спрашивали о дальнейшей судьбе героя. И авторы картины решили ее продолжить. Вскоре вышла вторая серия «Возвращение Максима», а через два года и третья «Выборгская сторона».

Трилогия имела грандиозный успех и у нас, и за рубежом. Отца всюду узнавали. На почтовых конвертах писали: «Москва, Максиму Чиркову». И нам приносили письма. Незнакомые люди на улице говорили: «Здравствуйте, товарищ Максим!». Мальчишки бегали за отцом толпой и кричали: «Максим! Сколько лет, сколько зим!». И он скрывался от них в ближайшем магазине или в подъезде дома. Бывало, в очереди или в трамвае люди уступали ему место. Однажды во время войны бойцы воинского эшелона, направлявшегося на фронт, задержали отправление поезда дальнего следования, в котором ехал папа, чтобы он выступил перед ними. И целых полчаса с башни танка, стоявшего на открытой платформе, Максим рассказывал, читал, пел. Как-то, вскоре после выхода фильма на экран, он мимоходом заглянул в один бильярдный зал. Два игрока разыгрывали партию, а группа болельщиков внимательно следила за ними. Вдруг кто-то сказал: «Смотрите, Максим!». Игра тут же прекратилась, а отцу сразу протянули несколько киев: «Пожалуйста, покажите парочку ваших ударов!». Разочаровывать своих почитателей папе не хотелось и, сославшись на больную руку, он торопливо вышел из бильярдной.

Ведь ни Жаров, «король санкт-петербургского бильярда», ни отец, так, как это показано в фильме, играть не умели. За них это делал настоящий мастер Жорж Гаев. Эпизод тот был просто хорошо смонтирован.

– Как воспринимал Борис Петрович эту вот, вдруг возникшую популярность, узнаваемость его? Это нравилось ему или тяготило?

– Конечно, аплодисменты в театре, цветы и все такое были ему приятны. Но порой поклонники, особенно поклонницы, были уж очень бестактны. И это, конечно, не могло ему нравиться. В ресторане как-то подвыпивший мужчина все норовил его поцеловать. А четыре девчонки одно время стали ему так осаждать своим вниманием, всюду преследовать, что отцу даже пришлось обращаться в милицию. Но однажды, например (это было сразу после выхода на экран «Юности Максима»), папа стоял как-то у книжного магазина на Литейном. К нему подошел незнакомый мужчина, молча пожал руку и поблагодарил. Чирков был приятно взволнован.