Марина Цветаева - Тетрадь третья

(Raccourci!) [42] Краткое изложение (фр.).

Рисуя:

Я сделал папу и сына — козляных.

Мур

(Немножко назад. Было вписано в конце тетради.)

— Мама! Вы умеете превращаться?

— Когда я буду большой, я иногда буду много курить и тогда превращаться в маленького.

(В ответ на утверждение, что от курения перестают расти.)

Я не буду помнить, ни вспоминать.

— Дай ему отдохнуть! — Он, что ли, старый дедушка, чтоб отдыхать?

— Мама, эта лужа грязная?

— Все лужи грязные.

— Нет! Море — чистая лужа!

Чорты. — Можу. — Нагниваться.

Я, рассказывая: — «…пожалел его и взял к себе».

— Это не пожалеть, а украсть.

Лопатка — копатка (сознательно)

Всё это — до 10-го сент<���ября> 1928 г., знач<���ит> — 31/2 года.

Трактор. — Три недели роман с трактором (NB! трамбовка, но зовет его — трактор, и все зовем). 12-го сент<���ября> трактор бесследно исчезает. Безумное беспокойство, тоска. Вечером крик из кровати: — Он же знает, что я его люблю? — Чего же он уехал? —

(P.S. ошибка: всё это уже 1929 г., продолжаю прежнее, эт<���от> листок не в счет —)

Мур — Але:

— Я тебе дам такую трещину! Такую трещину получишь!

Ни с какими не с бабами не с ягими!

(Долгая мечта, как с утра поедем на пароходе, и т. д.)

— Мур! Кто же с утра ездит на пароходе?!

— Англичане.

19-го июня 1929 г., в долинке

— Мама, правда какое умное имя Лев? Справедливое такое, приятное. Как я бы хотел, чтобы меня звали Львом. Почему меня не назвали Львом?

— П. ч. тебя окрестили Георгием.

— А как это — окрестили?

— Пришел священник, прочел молитву и окрестил.

— А как — раскреститься?

— Нужно перейти в др<���угую> веру — (коварно) — французскую, напр., (ненавидит французов). (Отводя гнев) — А как тебе больше нравится, Георгий или Егор?

— Никак не нравится, мне Львом нравится. И я уже тогда навсегда буду француз?! (в голосе — отвращение)

Разговор о дурачках: глупая улыбка, доброта, Бог любит.

— Мама, я хочу быть дурачком.

— Ну, милый, дурачком нужно родиться!

— Я хочу переродиться. А как это — переродиться? Да! Аист меня может опять принести, я ведь все-таки (с большим сомнением) — легенький!

(NB! 311/2 кило — 4 г. 41/2 мес.)

Ненависть к девочкам (с году — к куклам. Куклу встречал — кулаком.)

— Мама! Какие хорошие эти мальчики — что девочку мучают!

— Вовсе и не мучают, это их сестра, они с ней играют.

— Нý, заче-ем?! (в голосе — глубочайший упрек и разочарование)

(Кстати, бедная эта девочка недолго пожила: мальчики убежали, а девочка (двух лет — русские) напилась негашёной извести — белили дом.)

— Я не хочу, чтобы у меня родители кончились!

— Почему у нек’торых родителей нет детей? Не у всех родителей есть дети?

— Здесь эти… разбойники жили? Радзевичи, то есть!

Что мне вкусно — то я ем, что мне невкусно — то я не ем. (Присказка с 3-х лет. Козьма Прутков.)

— Почему я не чувствую, когда другому вкусно?

(Июнь 1929 г.)

запись:

— Почему я в 1920 г. (когда уже хорошо писала!) — писала так легко? (Всё Ремесло, напр., написанное в год! Бывало — по два стиха в день!) Что со мной сделалось? сделали? — Сплошное непопадание в волну (ритмическую). Ничто не несет (раньше уносило: заносило — как метель!). Если я еще пишу — и хорошо пишу — то только благодаря упорству. От отчаяния. Голое сознание долга — перед кем и чем? — Раньше: не пишу — не дышу, сейчас: не пишу — не вправе дышать.

Другие ждут «вдохновения»… Если бы я ждала вдохновения!..

Я, очевидно, ныне в состоянии Тютчева, писавшего стих в год. П. ч. не садился — se laissait aller — vivre — (не-vivre!) [43] отдавался течению жизни (не-жизни!) (фр.) — прозябал… Ведь если не сесть (засесть) — стихи себя сами не напишут. Придут («в голову» — пройдут сквозь нее облаком) — и пройдут.

Я ведь тоже могу не писать — месяцы! (Не внутренно — могу, стихотворно — могу.) Больше того: я, чаще всего — каждый день, каждый раз, когда сажусь — не могу писать. (Особенно не могла — Федру. Точно воз везла! А как вышла! Самое коварство, что ни малейшей приметы — этого моего возо-везения: водовоз’ства: сплошной поток!) Скажем честно: большие стихотворные вещи — моя каторга.