И. Кунгурцев - Первая смена

«Вчера закончился заезд. В отряде тридцать пять человек: На вечернем сборе знакомились. Рассказывали о своих делах, но охотнее всего о тех местах, откуда приехали. Ребята слушали очень внимательно, с интересом. Так слушали большинство. Но есть и другие.

Одни из них живые, озорные ребята. С ними будет трудно, но интересно, если только найдем общий язык. Со вторыми тоже будет трудно, да еще и неинтересно. Эти многого не могут, не умеют, всего боятся. Озорства от них не жди: они даже не знают, что это такое, но нарушений с их стороны бывает во сто раз больше. И не от желания напроказничать, а от неумения.

С одним таким уже было происшествие. Валерик Петушков не умеет убирать постель так, как это принято здесь. Натянул сверху одеяло, кое-как подоткнул его под матрац, кинул подушку и поспешил к выходу, надеясь, видимо; что никто не заметит его хитрости, а потом, когда все уйдут из палатки, попробуй разберись, чья это кровать: все новое, еще не примелькалось.

Беспорядок заметил Виталька. Настиг нарушителя, подтащил его к кровати. Чем бы это кончилось, неизвестно, если бы не вмешался Вилен.

Какая-то удивительная сила есть в этом, на первый взгляд обычном мальчугане. И самое интересное — что ее чувствуют и ребята. Сегодня, когда выбирали председателя совета отряда, за него голосовали все. Может быть, сказывается, что он значительно лучше их знает Артек и его порядки? Видимо, Павел многое ему рассказал.

Утром я стал невольным свидетелем Вилен…»

Сергей оторвался от дневника, взглянул в окно, где, чуть освещенные, легко дрожали узкие серебристые листочки маслин. В комнате он был один. Товарищи ушли куда-то после отбоя, и только Саша, принявший сегодня дежурство по лагерю, иногда заглядывал в комнату. Сергею идти было некуда, да и события первых дней требовали, чтобы он хоть немного в них разобрался. Вот хотя бы сегодняшнее утро. Правильно он поступил или нет.

Время перед подъемом самое трудное для вожатых. Еще только просыпаются цветы, ветерок лениво перебирает тяжелые листья магнолий, а уже надо вставать. Неодолимая жажда деятельности уже разбудила отряды, и сейчас, в ожидании сигнала подъема, в палатках сначала тихо, а потом все громче и громче начинаются разговоры.

— Виль, а Виль! А откуда ты все так про Артек знаешь? — поднимает с подушки голову сосед Вилена.

— А наш старший вожатый здесь работал. От него и знаю.

— Слухай, хлопче, а шо, до моря туточки никого не пускають?

— Как не пускают? Мы же вчера только на берег ходили.

— Та я не про то. То ж уси разом. А я про то пытаю, шоб одному, як схотив, так и пишов.

— Тоже захотел! Строжайшее нарушение порядка! В два счета можно вылететь «до дому, до хаты».

— Ну?

— Точно, Павел говорил, ни за что так не наказывают, как за это.

Вилен сбрасывает одеяло, спускает ноги на пол, оглядывается. Со всех кроватей смотрят на него внимательные глаза. И он, поудобнее устроившись на кровати, продолжает знакомить ребят с порядками в лагере.

А Сергей тем временем стоял за кустом туи и мучительно думал, как поступить. По всем правилам он, конечно, должен был вмешаться, нанести порядок, установить тишину, ведь еще не было сигнала, и в то же время он понимал, что такой разговор очень нужен ребятам, очень нужен для авторитета Вилена, председателя. И такое ли уж это большое нарушение режима, если ребята все равно уже проснулись, и глупо заставлять их спать, когда и он июни знают, что до подъема осталось пять-семь минут. Но в то же время режим есть режим. Так как же все-таки поступить?

Из раздумий вывел его сигнал подъема. Все встало на свои места. Но вопрос — прав ли был он не вмешавшись? — остался. И вот сейчас, склонившись над дневником вожатого, он снова должен его решать. Теперь уже не для ребят, для себя, чтобы знать, как поступить завтра, послезавтра, в любой другой день…

А над морем, над Аю-Дагом, над Артеком плыла ночь…

— Товарищ дежурный по лагерю! Лагерь в количестве 6 отрядов, 208 пионеров сдал. В строю 206, двое в изоляторе. Вожатый второго отряда Ивакин.

— Лагерь принял! Вольно!

Саша повернулся к строю, и Сергей впервые стал на целые сутки ответственным за отдых ребят, работу вожатых, врачей, поваров…

Он смотрел с трибуны на ребят, на вожатых, замерших перед строем отрядов, и ему вдруг стало страшно. Страшно, что он чего-то не заметит, забудет, упустит.

В напряженной тишине прошли секунды, показавшиеся ему часами; уже Саша, печатая шаг, прошел к своему отряду, а Сергей все молчал.