Александр Кадетов - Выстрел по «Ледоколу». Как Виктор Суворов предавал «Аквариум»

Лично я не знал Резуна, хотя мы оба работали в ГРУ, даже в одном оперативном управлении. Я был старше Резуна и до его первой загранкомандировки уже работал за рубежом. Когда Резун отправился в Швейцарию, я был в Центре.

Думая о нашей встрече, я решил не играть в кошки-мышки, говорить откровенно, постараться получить от него максимум информации. Мне очень хотелось сопоставить все, что я знал о нем, с тем, о чем он сам расскажет. Основная моя цель: найти подтверждение моей версии о мотивах его предательства.

Мы не строили каких-либо планов, просто рассчитывали вызвать его на откровенный разговор, рассчитывали на то, что наше общее суворовское прошлое должно тронуть его душу, если в ней сохранилась еще хоть капля совести.

Сначала я хотел взять с собой миниатюрный диктофон, чтобы записать беседу. Но потом оставил эту затею, посчитав, что это будет нечестно.

В Варшаву поезд прибыл точно по расписанию, в 12 часов дня. На перроне нас встречали, но Резуна среди встречавших не было. На такси мы направились в международную гостиницу «Виктория» в центре города. Номера для нас были заранее забронированы.

Встреча с «писателем» состоялась в конференц-зале гостиницы, где проходил брифинге издателями и журналистами.

Я наблюдал со стороны, как Резун растерянно искал глазами Алексея среди собравшихся, пожимая каждому руку и внимательно вглядываясь в лица гостей. С Алексеем он не виделся с 1965 года.

Когда очередь дошла до Алексея, Резун некоторое время напряженно вглядывался в его лицо, обрамленное седой бородой. Потом, вероятно, узнав бывшего кадета, широко развел руки для объятий. Что-то дрогнуло в его лице, испуг и радость отразились в близоруких глазах за стеклами очков.

— Леша, — проговорил, скорее простонал, Резун и прильнул к его груди.

Алексей с едва заметным колебанием принял маленького, круглого, растолстевшего лысого человека в свои объятия как блудного сына. Резун беспомощно, по-детски уткнулся Алексею в плечо. Сложные чувства обуревали в эту минуту Алексея. С одной стороны, ему хотелось оттолкнуть от себя эту гадину. Ему показалось на мгновение, что он прикоснулся к чему-то липкому, скользкому и противному. С другой стороны, глубокая вера в заповеди Иисуса Христа не позволяла это сделать.

— Знакомься. Это мой товарищ, кадет, журналист, бывший твой коллега, — представил меня Алексей. Мы протянули друг другу руки. Я назвал себя по имени.

— Знаете что, ребята, — начал энергично Резун, — я закончу с этой братией дела и буду в вашем распоряжении. Давайте встретимся в холле в восемнадцать часов и что-нибудь сообразим.

— Договорились, — ответил Алексей, и мы расстались. Времени у нас было достаточно, решили побродить по Варшаве.

Город произвел на меня приятное впечатление. Чистота, оживленное движение на транспортных магистралях, большое количество западных иномарок, на улицах много народа. Люди хорошо одеты. Везде идет бойкая торговля. Без торговли трудно представить себе поляков. У них торговля в крови. Гуляя по городу, я не ставил перед собой задачу выявить слежку. Но иногда делал это автоматически, по старой профессиональной привычке, обращая внимание на окружающих больше, чем это требовалось. По всей видимости, «хвоста» за нами не было. Да и зачем кому-то надо было за нами следить? Слежка могла быть при контактах с Резуном. Она нас не пугала, потому что мы все делали официально, ничего не скрывали и никаких операций с Резуном проводить не собирались.

Как и договаривались, встретились в 18.00 в холле отеля. Резун нас уже ждал. Переговоры с издателями, судя по всему, у него прошли успешно. Он был в хорошем настроении, даже немного подшофе. Вероятно, на фуршете с журналистами и издателями пришлось «принять на грудь». Предстоящая встреча с кадетами, по всей вероятности, его радовала и возбуждала. Это было видно по его поведению, по глазам. Как потом мне стало известно, до нас он уже не раз встречался за границей с бывшими сослуживцами, в том числе и с некоторыми отставниками из ГРУ. Эти встречи проходили, как правило, с обильным принятием горячительных напитков, русским самобичеванием, раскаяниями и всепрощением подвыпивших. Известно, что когда русский сильно выпьет, начинает каяться и готов всем все простить в отличие от немцев, которые в таких случаях любят хвастаться.

Резун пригласил нас на обед, сказав, что у него есть на примете укромное тихое местечко в загородном ресторане, где можно хорошо провести время.