— Сожалею, что не оправдал ваших надежд, но в тот раз вы расспрашивали только о тридцать девятом годе, откуда я мог знать, что вас еще что-то интересует. Кроме того, у меня давнишняя в какой-то степени профессиональная неприязнь к дотошно выспрашивающим людям. Извините, если я вас обидел, но наша с вами разница в возрасте дает мне право говорить так. Вы потрясли меня своими материалами, я никак не предполагал, что можно собрать столько интересного о Потурецком, честное слово, в этом я вижу гарантию того, что вы собираетесь добросовестно изучить дело Вацлава и его «Союза». Одним словом, готов признаться, что почти все время я поддерживал с ним контакт, хотя и не очень близкий.
— В качестве кого?
— Прошу вас не перебивать, раз уж я заговорил. Сначала этот его «Союз польской революции» казался мне несерьезной затеей, что-то наподобие нелегального клуба интеллигентов, но потом я понял, что ошибаюсь. Когда они собирали рацию, я прислал им недостающие детали и приехал сам в Гурники, чтобы проверить, как она работает. У вас удивленное лицо, потому что не знали об этом. Я же сказал, что поддерживал связь о Потурецкими, только с ними. Ясно? Я учил Вацлава, как обращаться с передатчиком.
— А что в этом смешного? Почему вы смеетесь?
— Потому что я поступил с ним не совсем честно. Он передавал мои донесения, считая их учебными упражнениями.
— Ваши донесения? С баржи? По рации «Союза»? Кому?
— Святому Николаю. Вы забываете, что пишете работу о Потурецком, а не обо мне. Впрочем, Потурецкий тоже выкинул однажды номер. Я думал, что у меня в распоряжении будет его рация, а он взял и передал ее в ЦК ППР.
— Да, трудно мне теперь будет разобраться во всех фактах. От вашего первого приезда к Потурецким до передачи рации в Варшаву прошло довольно много времени. Ведь передатчик отдали только после приезда Войцеха Доброго?
— Да. Войцеха я привез в Турники.
— Не совсем понятно, давайте лучше займемся периодом, когда Потурецкии жил у вас, в Гурниках. Я как-то не решаюсь спросить, почему вы, собственно говоря, жили в Гурниках и что вы там делали?
— Я? Все объясняется довольно просто, вы же знаете, что гитлеровцы строили там большой аэродром. Так вот, он меня очень интересовал. И движение войск на участке Гурники — граница.
— И, занимаясь этим, вы не побоялись приютить Потурецкого. Это было рискованно. Очень рискованно.
— Возможно. Тогда я об этом как-то не задумывался. У меня были отличные документы, а за Потурецким я приглядывал, как мог.
— Извините за вопрос: вы привлекали Потурецкого к своей работе? Выполнял ли он какие-нибудь ваши поручения?
— Ну зачем же. Такие дела не следует смешивать. Разумеется, мы обменивались имеющейся информацией, как друзья, как товарищи, но не более.
— Это меня меньше интересует, я бы предпочел услышать что-нибудь о Потурецком как человеке, о его мыслях, сомнениях, переживаниях.
— Вы что же думаете, что люди садились вечером за стол с кофе и коньяком и раскрывали свои души? Нам не хватало времени обсудить повседневные практические дела. Он же сам много писал о том, что его волновало.
— Ошибаетесь. Я располагаю неопровержимыми сведениями, что «Штерн» охотнее говорил, именно говорил, а не писал, как вы утверждаете, о людях, в том числе и о себе. По-видимому, он не доверял вам настолько, насколько это вам казалось, или не считал ваше общество подходящим, чтобы обмениваться с вами мыслями.
— Ну и рубанули. Ничего себе. Значит, не так-то вы хорошо разобрались в человеке по фамилии Потурецкий. А теперь моя очередь, кое-что я вам подкину: верно, что Потурецкий был секретарем комитета, но связь со мной он поддерживал без ведома и согласия комитета. Он скрыл также от своих, что привез из Кракова этого, как его, офицера саперных войск. А вся эта глупая затея с коммуной. Не теряя времени строить социализм, каково, а? Извините, но меня злость берет, когда кто-то хочет меня унизить. Так, на чем мы остановились?
— На… душах.
— Ну, хорошо. Я только раз его слышал, если это можно так назвать. Он пригласил к себе на квартиру рабочих, которых сагитировал этот Кромер. Мне тот вечер напомнил скаутский сбор. Пели, из печки сделали костер, а он рассказывал. Очень красиво. Это он умел. Вы, наверное, знаете, что о будущем он говорил в настоящем времени? Вам об этом уже рассказывали?
— Оставим в покое эту тему. Может, вы мне все-таки скажете, на что Потурецкий жил, уйдя из букинистического магазина? Это, пожалуй, проще, чем рассказывать о его душе.
Читать дальше