Ярослав Соколов - Вызов принят. Невероятные истории спасения, рассказанные российскими врачами

А на тему особой тактильно-кинестетической чувствительности хирургов расскажу забавный случай из собственной жизни. У меня брат работает в автосервисе, и я как-то раз договорился с ним, что заеду стеклоподъемники починить. Приезжаю, он мне говорит: «Слушай, я сейчас там закончу с клиентом, освобожусь и подойду к тебе. А ты пока разбирай панель, вот возьми инструменты». Ну, я открутил колонку, рукой залез, нащупал тросики, поменял моторчик стеклоподъемника, закрутил всё обратно. Подходит брат: «Ну ты чего не снимаешь панель-то?» – Отвечаю: «Да я всё поменял уже» – «Как ты поменял?!» Рассказываю. Он обалдел: как это можно было сделать, никогда прежде не видя ни одной детальки своими глазами, ты ведь делаешь всё руками и даже не представляешь себе, как это выглядит?!. Автомеханикам ведь сначала всё показывают, учат наглядно, на ощупь они только потом начинают делать, это уже со временем, с опытом приходит. Так что да, это такая очень характерная черта хирургов: ты «видишь» руками, распознаёшь предметы, внутренние органы на ощупь, понимаешь их объёмы, формы и так далее. Твои руки как аппарат УЗИ работают – сканируют.

Одно из ключевых качеств хирурга – стрессоустойчивость. Она уже в ходе обучения проверяется. Если не будешь справляться, ты просто не дотянешь даже до первой сессии. Всё от тебя зависит. Помню, на первом курсе института чуть ли не первая пара прошла в анатомичке – нас сразу повели показывать, как вскрывают тело. Ведь анатомию нам предстояло не по атласам учить, а по телам. На этом этапе, кстати, многие как раз и отсеиваются. И вот заходим мы, зелёные и глупые, а там запах формалина и тела лежат. Кто-то в обморок сразу хлопается, кто-то выскакивает. Кто-то держится, потом привыкает.

САМОЕ СТРАШНОЕ В РАБОТЕ ПАТОЛОГОАНАТОМА —

ТАТУИРОВКИ. ДВИГАЕШЬСЯ ПО ТЕЛУ И ВДРУГ ПОНИМАЕШЬ,

ЧТО ЗДЕСЬ ТАТУИРОВКА, КАКОЙ-ТО РИСУНОК,

ЧТО-ТО, ИМЕЮЩЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЖИЗНИ,

К ЖИЗНИ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА.

В анатомичке труп – это просто труп, предмет исследования. То же самое, что для химика колба, в которой он смешивает вещества. Ты работаешь – и всё. Это словно нечто, не имеющее отношения к людям. Самое страшное в такой работе – татуировки. Двигаешься по телу и вдруг понимаешь, что здесь татуировка, какой-то рисунок, что-то имеющее отношение к жизни, к жизни этого человека. И вот тут становится жутко. Татуировки это самое страшное в работе с мёртвым телом. Запах, конечно, тоже действует, запах смерти, да. Он особенный. Не знаю, как объяснить, но его потом всегда узнаешь точно.

В мединституте вся учёба построена так, что постепенно привыкаешь ко всему – к виду плоти и крови, к запахам разным. Медики ведь обычные люди, нас точно так же пугает кровь и отвращает запах гноя и фекалий, но мы просто этого больше видели. У студентов довольно рано (со второго семестра) начинается практика в больницах – они выполняют обязанности младшего персонала, говоря простым языком, работают «утконосами», ухаживают за больными. Потом присутствуют на операциях, смотрят, опрашивают пациентов. А на старших курсах есть судебная медицина, где ты на трупном материале ставишь диагноз, отчего умер человек. Всё это тоже составляет процесс обучения, не только лекции и книги, ты должен смотреть, касаться этого всего и привыкать.

Однако стрессоустойчивость врача определяется не столько привычкой работать с человеческой плотью как с любым другим органическим материалом. Хотя этот навык, безусловно, необходим в работе. Во время операции тоже ведь присутствуют и запахи плоти, но здесь они, в основном, смешиваются с другими, с запахами всяких медицинских препаратов, поэтому их уже особо не ощущаешь и не отвлекаешься на всё это. Разве что когда коагулируются ткани или сосуды, тогда да, чувствуется запах жареного мяса, он более резкий. Есть даже такая шутка юмора, что маска хирургам нужна, чтобы слюна не капала на рану.

Так вот, про стресс. Основные его причины для хирурга – постоянное нервное и психическое напряжение, ответственность, ментальное и эмоциональное переутомление. Это то, с чем ты должен уметь эффективно справляться, семь дней в неделю, 24 часа в сутки. Ты не можешь дать слабину и позволить себе такую роскошь как паника, нервы, сопли, слёзы. Увы, этого не понимает никто, и это не ценят. Но, поверьте, для хирурга подобные вещи – непозволительная роскошь!

Эмоции никак нельзя допускать, не место им в операционной. Именно поэтому, например, ни один хирург не возьмет на стол своего родственника или близкого человека. С незнакомыми пациентами отключаешься вообще от посторонних мыслей. Меня вот иногда родители спрашивают: «А не жалко? Это ведь живой человек». Но когда ты работаешь скальпелем, ты не видишь человека, не думаешь о его жизненных обстоятельствах, переживаниях, чувствах. От всего этого абстрагируешься. Перед тобой операционное поле и проблема, и есть задача провести определённые манипуляции в этом поле для достижения нужного результата. Ты сконцентрирован на решении задачи, увлечён процессом и просто чётко делаешь какие-то вещи. Поэтому, образно говоря, если я провожу операцию, и рядом со мной вдруг снаряд упадёт или пушка выстрелит – я не замечу. Просто не имею права на это как-либо отреагировать, если у меня пациент на столе. Я делаю операцию – значит, я максимально сосредоточен только на ней, отключён от всего остального мира. Есть только я и операционное поле».