Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

Но государь тоже хотел справедливости.

И на следующий день после суда последовал приказ генерал-майора Козлова: «Предлагаю господам участковым приставам принять самые энергические меры к разысканию и задержанию... Веры Засулич, покушавшейся на жизнь генерала-адъютанта Трепова..». Но Засулич и след простыл.

Западные газеты писали о деле Веры Засулич — славили героическое решение суда, выступившего против самодержавия. Слава Засулич, видимо, оказалась заразительной. И следом состоялись: два покушения на германского императора, покушение на итальянского короля, а потом и покушение на короля испанского.

Не прошел для Европы даром выстрел нашей Веры.

«ВСЕРОССИЙСКИЙ СУД ПО СОВЕСТИ»

После оправдания первого выстрела суд по совести стал воистину всероссийским... Радикальные члены «Земли и воли» начали вершить акты возмездия, справедливости.

Стреляли в товарища прокурора киевского окружного суда Котляревского. Его спасла толстая шуба — сослужила роль пуленепробиваемого жилета. Убили агента сыскной полиции Никонова. На улице застрелили жандармского офицера барона Гейкинга... Все они, по мнению молодых людей из «Земли и воли», были нехорошими людьми, и молодые люди решили, что жить им не следовало. В Харькове застрелили харьковского генерал-губернатора князя Кропоткина. Так как губернатор был реакционер, то в праве на жизнь молодые люди отказали и ему.

Правительство ответило арестами. Во время ареста в Одессе член «Земли и воли» Ковальский отстреливался, ранил полицейского. Был схвачен, расстрелян. Приговор землевольцы сочли несправедливым. И, согласно праву на самооборону, решили действовать. Так террор пришел в Петербург.

8 августа Главноуправляющий Третьим отделением, шеф жандармов Н. Мезенцов возвращался домой из церкви после утренней службы. Дом шефа жандармов находился в самом центре Петербурга на Ми­хайловской площади, рядом с Михайловским дворцом.

СТЕПНЯК-КРАВЧИНСКИЙ

Здесь и поджидал его молодой человек — атлетически сложенный, со смуглым лицом, курчавыми волосами и курчавой модной бородкой а la Наполеон III. Это был Сергей Кравчинский. Тот самый дворянин, о котором мы уже упоминали — ушедший в отставку офицер, одним из первых пошедший «в народ». За это время Кравчинский многое пови­дал. Успел бежать из России, участвовал в восстании славян против турок, сражался вместе с восставшей беднотой в Италии, вернулся в Рос­сию и стал одним из руководящих членов «Земли и воли». Много писал в подпольном издании «Земля и воля». В дальнейшем он станет известным литератором — под псевдонимом «Степняк». Он сделает это имя популярным. Его книгу «Подпольная Россия» будет читать вся Европа. Под именем Степняк-Кравчинский он и войдет в Русскую историю.

Так теперь будем называть его и мы.

Итак, Степняк-Кравчинский прогуливается у дома Мезенцова с загадочным свертком. А чуть поодаль на Михайловской площади стоит второй участник «дела» — молодой, высокий, в синем элегантном пальто. Это еще один несостоявшийся офицер и тоже атлет, и тоже красавец.

АНГЕЛ МЕСТИ

Об этом человеке — одном из главных героев террора стоит расска­зать подробнее.

Его звали Александр Баранников . Он учился в престижнейшем во­енном Павловском училище. Приехал в Петербург из провинции. Его семья мечтала, что он (как и покойный отец) станет военным. Уезжая в знаменитое училище, обещал стать генералом.

Высокого роста, стройный, с великолепной военной выправкой, он отличался огромной физической силой и цветущим здоровьем. Был он необыкновенно красив. «Если бы нужно было дать физическое воплощение террора, то нельзя было сделать лучшего выбора, как взяв образ Ба­ранникова, — писала с гордостью знаменитая террористка Вера Фиг­нер. — Его матовое, без малейшего румянца лицо, волосы вороного кры­ла и черные глаза делали его непохожим на русского: его можно было легко принять за восточного человека — всего более за кавказца». (Мать у него была персиянка.)

Но от цветущего красавца исходила какая-то угроза.

«И когда надо было кого-то устрашить, мы посылали Баранникова »(В. Фигнер).

Как положено медлительным натурам, Баранников не сразу принял революционные идеи. Но, приняв их, стал фанатиком. Высочайшая цель — освобождение народа — возвысила его над товарищами по училищу. А что может быть важнее для молодого человека! Да и что сулило ему Павловс­кое училище? Отдаленный полк, куда наверняка загнали бы молодого офицера из провинции и без связей. Ежедневная нудная муштра, карты, тихий разврат, пьянство. То ли дело жизнь революционера — подполь­ные квартиры, явки — жизнь, полная опасностей и вера в будущую победу, которая вознесет на вершины славы. И это так отвечало его характеру. Он обожал опасность — в минуты опасности он расцветал.