Компьютерра - Компьютерра PDA 03.04.2010-09.04.2010

though in truth we were at sea

Хотя по правде мы были в открытом море

so I took her by the looking glass

Поэтому я взял ее за подзорную трубу

and forced her to agree

И заставил согласиться

saying, 'You must be the mermaid

Сказав: «Ты, должно быть, русалка

who took Neptune for a ride.'

Прихватившая Нептуна на прогулку

But she smiled at me so sadly

Но она улыбнулась мне так грустно

that my anger straightway died

Что мой гнев мгновенно развеялся

If music be the food of love

Если бы музыка была пищей любви

then laughter is its queen

То смех бы был ее королем

and likewise if behind is in front

И соответственно если вывернуть все наизнанку

then dirt in truth is clean

То грязь в правде будет чистой

My mouth by then like cardboard

Мой рот к тому времени стал как из картона

seemed to slip straight through my head

Казалось прямиком проскальзывал в мою голову

So we crash-dived straightway quickly

Поэтому мы в авральном порядке нырнули обратно

and attacked the ocean bed

И атаковали лоно океана

Такая вот у нас субботняя феерия получилась. Good Luck!

Автор: Василий Щепетнев

Опубликовано 05 апреля 2010 года

... При восшествии на престол императора Павла к присяге "на непоколебимую навеки верность" привели не только вольных людей, но и крестьянство. Это привело к недоразумениям: крестьяне решили, что грядет освобождение, а император уверовал во всеобщую преданность. Результат известен. Преданность обернулась предательством. Нет, мужики не подвели, другое дело - дворянство, люди чести, голубая кровь.

Так уж повелось на Руси: правителей убивают не чужеземные враги, а ближайшие сподвижники. И что прикажете делать? Окружить себя - кем? Родными и близкими? Петра Третьего убила жена, пусть и руками любовника (или брата любовника, кто их там разберёт), Павла - сын, опять же руками любовника бабушки (хотя и здесь дело мутное). Ублажать сподвижников? Тот же Павел сделал Палена графом. В ответ Пален сделал Павла покойником. Спрятаться за стенами неприступного замка? Но правителя играет окружение, без царедворцев царей не бывает, и замок на одну персону - это тюрьма, в которой провёл детство, отрочество и юность несчастный Иван Антонович, он же Иван Третий, он же Иван Шестой, он же "известный арестант". Потому и приводили людей к присяге: авось, да и подействует. Узнают об измене и, если сами не пресекут, то хоть "слово и дело" крикнут. Или шепнут.

И ведь шептали. Шервуд, братья Гоноропуло - вот они, русские патриоты, помешавшие декабристам. А властители дум, гордость нации... Возьмем хоть известный случай, описанный Алексеем Сергеевичем Сувориным в дневнике за 1887 год:

... разговор скоро перешел на политические преступления вообще и на взрыв в Зимнем дворце в особенности. Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться.

- Представьте себе, - говорил он, - что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждёт и всё оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: "Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину". Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтобы он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

- Нет, не пошёл бы...

- И я бы не пошёл. Почему? Ведь это ужас. Это - преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставили бы меня это сделать, - причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины - прямо ничтожные. Просто - боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский указал на преступников. Разве это мое дело? Это дело полиции. Она на это назначена, она за это деньги получает. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас все ненормально, оттого все это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых...

Вот так. И это говорит Достоевский, утверждавший, что все счастье мира не стоит слезы замученного ребенка (опять же, не сам Достоевский, а литературный персонаж, Иван Карамазов). И Суворин, который в описываемый период был уже вполне благонамеренным господином, издателем "Нового времени", газеты консервативной, быть может, в чем-то реакционной - соглашается. А ведь оба присягу давали.