Михаил Ребров - Космические катастрофы. Странички из секретного досье

Перед заседанием Госкомиссии, на котором предстояло выбрать первого космонавта, Руднев спросил Королева: "Как будем решать?" "По традиции", — ответил Сергей Павлович. "Это как же?" — не понял председатель. "У авиаторов, — пояснил Королев, — существует традиция: для испытания самолета испытателя назначает главный конструктор изделия. Ясно?"

Двух кандидатов на полет представил Н.П.Каманин. Германа Титова он назвал "запасным пилотом". Обсуждений и вопросов не было. Все понимали, что решающее слово за Королевым. Сергей Павлович сразу же согласился с Каманиным, который знал о симпатиях Королева. И если бы у членов Госкомиссии были иные мнения, по чисто этическим да и другим соображениям Главному конструктору никто бы возражать не стал.

Сам же Гагарин говорил мне так: "Первым хотелось бы быть каждому. Я тоже хотел, это честно. Но узнал об этом только за три дня до старта. Что почувствовал? Передать трудно. Подумал: завтра надо все еще раз повторить" ("все" — это порядок работы космонавта на орбите).

Все последующие дни Главный конструктор был мрачен и сосредоточен. Временами нервозность вырывалась наружу, он становился вспыльчивым, придирчивым, случалось повышал голос, виновным угрожал увольнением. В гневе он был страшен, но быстро отходил, мог продолжать разговор так, будто ничего не произошло. Ночь на 12 апреля Королев провел без сна. В третьем часу зашел посмотреть на спящих Гагарина и Титова, звонил на "площадку", мерил шагами половицы в своем домике неподалеку от монтажно-испытательного корпуса Площадки № 2 ("Двойка" — так ее называли).

Утром началась заправка ракеты. Цистерны позвякивали железом. Динамик громкой связи издавал хриплые звуки. Шум насосов напоминал стоны кита, застрявшего в иле. На металлических фермах на разных ярусах суетились стартовики. Руководивший заправкой офицер рассекал воздух ладонью с яростью грешника, отбивающегося от полчища инаковерных. Королев улыбнулся, наблюдая эту картину.

В 7.10 по УКВ начались переговоры с космонавтом через радиостанцию с позывным "Заря-1". Полная стенограмма переговоров с привязкой к часам и минутам, сделанная на основании прослушивания пленок и личных докладов представителей, находившихся на пунктах управления полетом (на Байконуре, в Колпашево, в Елизово, в Хабаровске и в Москве), предназначалась лишь для служебного пользования. Заканчивается она такой записью:

"10.18 "Весна" (представитель НИИ-Н-МО капитан В.И.Хорошилов): майор Гагарин, Ваш полет идет нормально — (ответа не последовало)".

История хранит еще один любопытный документ — "Запись, произведенная космонавтом на бортовом магнитофоне ЗБ-24 № 008 в полете корабля "Восток" 12 апреля 1961 г." Она-то и начинается со знаменитого гагаринского "Поехали!"

13 апреля в городе Куйбышеве, куда прибыли члены Государственной комиссии, состоялось заседание по итогам космического полета. В центре внимания был Гагарин. Он подробно доложил о всех этапах своего рейса. Доклад стенографировался. Это стенограмма до недавнего времени тоже имела гриф "Сов. секретно", экземпляр № 1.

Такой же гриф стоял и на 10 страницах приложения к докладу — вопросы к космонавту и его ответы на них. Оба эти документа Главный маршал авиации К.А.Вершинин представил в ЦК КПСС 19 апреля 1961 года с короткой препроводительной запиской. Здесь имеется такая пометка: "Тов. Хрущеву доложено 21.04.61. Шуйский".

Однако эти уникальнейшие свидетельства истории примечательны иным. Надо знать Гагарина, его волевой характер, его отношение к порученному, чтобы со всей глубиной понять, сколь ответственно он подошел к выполнению задания, к осмыслению происшедшего, его умение оценивать ситуацию в самых ее мелочах и принимать верные решения. Он скажет на Госкомиссии: "Тяжело, но терпеть можно". А скрыто за этой короткой фразой вот что.

Гагарина усадили в корабль. Когда закрывали люк, обнаружилось, что нет сигнала, подтверждающего герметичность. Ведущий конструктор по "Востоку" О.Г.Ивановский и боевой расчет в считанные минуты устранили неисправность. Гагарин знал о случившемся, но это не повлияло на его готовность к старту.

Потом были пуск, выведение, последовательное включение ступеней ракеты-носителя, вибрации, перегрузки, невесомость, сам полет и, наконец, спуск с орбиты. Вот здесь я хочу привести дословно ощущение космонавта.

"… Как только погасло окошко при прохождении третьей команды, я стал наблюдать за давлением в ТДУ (тормозная двигательная установка — М.Р.)(тормозная двигательная установка — М.Р.) и в системе ориентации. Оно стало резко падать… Я почувствовал, как заработала ТДУ. Через конструкцию ощущался небольшой зуд и шум… Перегрузка нарастала… Стрелки в этот момент в системе автоматической ориентации и в баллоне ТДУ сразу прыгнули на нуль… Корабль начал вращаться… с очень большой скоростью… Скорость вращения была градусов около 30 в секунду… Получился "кордебалет": голова — ноги, голова — ноги с очень большой скоростью вращения… Только успевал закрываться от Солнца, чтобы свет не попадал в глаза. Я подставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки. Мне было интересно самому, что происходит. Я знал, что по расчету это должно произойти через 10–12 сек. после включения ТДУ… По моим ощущениям больше прошло времени, но разделения нет. На приборе "спуск 1" не гаснет, "приготовиться к катапультированию" не загорается. Разделение не происходит… "Кордебалет" продолжается. Я решил, что тут не все в порядке… Прикинул, что все-таки сяду… до Дальнего Востока где-нибудь сяду… Ключом я передал "ВН" — все нормально.