Георгий Кублицкий: ...и Северным океаном

Изменился транспортный флот полярной магистрали. Он пополнен экономичными многоцелевыми судами, способными к самостоятельным сквозным рейсам по трассе. Не в самые трудные зимы, когда нужны лидеры проводок в особенно опасных местах, но все же в достаточно сложных условиях.

Суда одной новой арктической серии прозваны «морковками». Каждая «морковка» — 20 тысяч лошадиных сил. Мощный стальной пояс, способность идти в метровом льду, длина — два футбольных поля, высота — десятиэтажный дом.

Но почему «морковки»? Окрашены в яркий оранжевый цвет. Вот и угоди северянам: серые тусклые тона нагоняют тоску, броская краска родила уничижительное прозвище для одного из наиболее совершенных судов.

Капитаны атомных ледоколов предпочитают работать именно с «морковками», перевозящими почти любые грузы и прекрасно «вписывающимися» в канал, прокладываемый лидером проводки.

Специально приспособленные суда перевозят трубы большого диаметра из портов Западной Европы для сибирских нефтяников и газовиков, доставляют грузы Норильску и возвращаются с норильской медно-никелевой рудой для комбинатов Кольского полуострова.

На линии Мурманск — Дудинка действуют и рудовозы-контейнеровозы другого типа. Это арктические суда — снабженцы. Они идут и дальше устья Енисея — в Тикси, к портам Чукотки.

Морские перевозки в Заполярье пока еще очень дороги. Но вот подсчеты: если бы Таймыр был подключен к сети железных дорог, то доставка норильской руды в Мурманск едва ли обходилась бы намного дешевле, чем по морской полярной трассе. Стоит приложить силы, чтобы превратить Северный морской путь в надежную кратчайшую магистраль, соединяющую порты Тихого и Атлантического океанов, Дальний Восток и Европу!

Сибирское отделение Академии наук снаряжало в Арктику экспедицию ученых, главным образом экономистов. Они, в частности, сравнивали Северный морской путь и Байкало-Амурскую магистраль. Жителей на территории, прилегающей к Северному морскому пути, больше, чем в зоне БАМа. И городами, причем достаточно крупными, Арктика пока богаче. В ней действуют также более сотни полярных станций, маленьких очагов науки.

Две широтные транспортные трассы, водная и железнодорожная, станут дополнять друг друга, ускоряя развитие Сибири и Дальнего Востока.

В мои молодые годы вести из Арктики неизменно занимали видное место на первых страницах газет. Но разве сегодня выветрился из радиограмм с высоких широт романтический дух поиска, а порой и опасных приключений, противоборства стихий с творениями человеческого разума?

…18 мая 1987 года атомоход «Сибирь» сквозь многолетние, прочно спаянные льды пробился к дрейфующей станции «Северный полюс-27».

Произошло это ровно полвека спустя после того, как в районе Северного полюса с воздушных кораблей высадилось четверо исследователей ео главе с Иваном Дмитриевичем Папаниным.

Тяжелые машины сели там, где это казалось решительно невозможным самому Амундсену. Основываясь на собственном опыте, он предостерегал: «Никогда не летайте в глубь этих ледяных просторов, вы не найдете здесь ни одного пригодного для посадки места».

Наши полярные летчики нашли. Посадили машины на «макушку» планеты. Среди торосов появилась палатка с крупными буквами «СССР». Здесь обосновалась первая в мире научно-исследовательская станция «Северный полюс-1», которой предстоял долгий дрейф на льдине через неисследованные или малоисследованные районы Центральной Арктики. В палатке поселились четверо: начальник станции полярник Иван Папанин (в прошлом — начальник зимовки на мысе Челюскин), океанограф и гидролог Петр Ширшов, геофизик Евгений Федоров, радист Эрнст Кренкель.

Папанинцы работали в арктических льдах 274 дня. У них не было «Фрама», надежного дрейфующего дома, как у Нансена. Их льдина подвергалась сжатиям, разломам и прочим невзгодам. С борта ледокольного парохода «Таймыр», пришедшего в критические дни на выручку папанинцам, увидели: лагерь ютится на ледяном огрызке размером тридцать на пятьдесят метров.

СП-1, СП-27… А между ними?

Казалось бы, СП-2 должна была начать дрейф сразу же за СП-1. Но помешала война. Экспедиции на льдинах возобновились через пять лет после ее окончания.

Станция за станцией отправлялись в долгие опасные дрейфы. Океанические течения и ветры определяли их движение, трудно предсказуемое заранее. А длительность существования поселков науки? Некоторые работали на своих льдинах по тысяче, даже по тысяче четыреста суток, другим океан отмерил куда менее года. В хронике дрейфов— свыше пятисот разломов. Случалось, что людей едва успевали эвакуировать.