Александр Солженицын - Из-под глыб (Сборник статей, Часть 1)

Что ж, значат ли шестьдесят лет хоть что-нибудь для таких размышлений о Времени, и можно ли говорить о том, что Немеркнущий День стал еще ближе, ибо то, что пережила Россия в эти десятилетия, дает нам право реальнее, чем прежде, ощущать Его приближение и в чаемом огне ярче увидеть всю меру собственной вины? Значат ли хоть что-нибудь шесть десятилетий, когда для Бога тысяча лет, как один день, или то, что выпало на долю народа русского, качественно меняет меру времени, а душа народа вопиет о пределе страданий?

Несомненно, нужно отдавать себе отчет в соблазнительности таких размышлений, в преувеличении беды собственной, невнимании к двухтысячелетней истории человечества, забвении того, что «Господь, кого любит, того наказывает» (Евр. 12, 6). Но коль ты еще ничего не знаешь об этом, что делать, когда поругание святынь стало нормой, а всеобщее одичание и растление — лишь материал для политических или философских спекуляций? Что делать, когда пережитое тобой и твоим народом кажется уже предельным, а глухая стена, выросшая пред тобой, застит весь белый свет и не достучишься, как в вате тонет твой крик, и ты уже готов к своему концу, к смерти, хоть и знаешь отчетливо бессмысленность самосожжения?

Но вот однажды, в полном отчаянии и смятении, ты остановишься, увидев покой и свет на лице человека, встреченного тобой случайно. Пройдет много времени, прежде чем ты поймешь все промыслительное значение для тебя этой встречи, когда пред тобой одно за другим пройдут такие же лица людей, сопровождавшие всю твою жизнь с самого ее начала, и ты восстановишь каждую из этих встреч, вспомнишь солдатку, поделившуюся с тобой, голодным мальчишкой, куском хлеба и чашкой щей, старика в вагоне электрички, перекрестившегося на мелькнувшую в морозном окне церковь, черную старуху, протянувшую тебе потрескавшуюся грязную ладонь… Потом ты вспомнишь книги, которые всегда любил, не зная за что, с их покоем вечности и разрывающим душу криком о страданиях людей, ищущих Бога, боровшихся с Богом, живших в Его присутствии; потом перед тобой пройдут картины истории страны, в которой ты родился, вырос и будешь погребен… И все, что казалось прежде бессмысленным нагромождением событии и фактов, проявлением злой воли, роковым стечением обстоятельств или свидетельством честолюбия, жестокости и ничтожества власть имущих, тупости и одичания, неизвестно зачем существующих здесь людей, осветится внезапно высоким Предназначением, ты поймешь Его Смысл и в летящем снеге, покрывающем на полгода леса и пажити, города и реки, в золоте и роскошестве осени, в удивительном русском небе бледном, прохладном — умиренном. Ты восстановишь все это, соберешь по крупицам, извлечешь из тайников души потом, много спустя, но начнется эта нескончаемая работа, эта новая жизнь в тот момент, когда ты впервые, повинуясь безотчетному движению смятенной души, переступишь порог Храма, еще робко озираясь на тех, кто преклоняет здесь свои колена и пришел сюда уж совсем не случайно.

С чем ты пришел в этот Храм, что оставил за его порогом и смог ли, покаявшись и приобщившись Святых Тайн, отказаться от всего, что наполняло прежде твою жизнь с ее проблемами, с ее радостями и горестями, с ее непростым опытом, со сложившимися, дорогими тебе представлениями о добре и зле — с суетой, рожденной заботами века сего? Это один из самых сложных вопросов времени. Сегодня, когда процесс, шедший долгие годы под спудом, незаметно взламывает лед на всем протяжении огромного материка, называемого Россией, когда мода и любопытство сметаются жадной и истинной потребностью в Слове Божьем, когда священники сбиваются с ног, не в силах окормить свою паству, — сегодня в вопросе этом скрещиваются, выбаливаются наиболее тяжкие и трудные, традиционные и в то же время остросовременные проклятые русские вопросы.

Действенность Таинства покаяния предполагает непременное уничтожение притягательной силы преодоленного греха, вычеркивание и выскабливание его из раскаявшейся души. Все, что связано с самостью, все, что «не Отец Мой Небесный насадил» (Мф. 15, 13), должно быть искоренено, вырвано и оставлено навсегда, ибо всему этому все равно грозит вечное уничтожение, агония второй смерти.

Можно ли представить себе этот процесс выбаливания греха душой, проходящей очищение огнем еще здесь, в этой жизни, как однократный, завершившийся актом крещения или возвращения в Церковь, разве эгоистическая самость, прочно расположившаяся в твоей душе, уходит легко?