Андрей Кудин - Как выжить в тюрьме

— калечить тебя бессмысленно и в будущем чревато неприятными последствиями для палачей.

Ещё раз подчеркиваю: у тебя задача одна — не сломаться. Ничего страшного не произойдет, если в твой адрес прозвучит краткое содержание словаря нецензурных слов. Слушай гуманоидов как радио. Ты ведь не споришь с динамиком до хрипоты и не кидаешь в телевизор вазон с цветами, когда видишь на экране физиономию всеми любимого президента.

Что поделаешь — жизнь и впрямь похожа на шахматную доску. Одно неосторожное движение — и ты в черной клетке. Помнишь, как писал Омар Хайям?

“Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь... А пешки? — мы с тобой.

Подвигают, притиснут — и побили.

И в темный ящик сунут на покой.”

М-да... Не сильно изменился мир за последнюю тысячу лет. Думаю, что в перерывах между допросами у тебя будет время подумать на данную тему.

Прежде чем перейти ко второй главе, обратимся к культурному наследию предков. Открой тетрадь и на самом видном месте напиши общеизвестные истины. Желательно, крупными буквами:

1. Чистосердечное признание — прямой путь на скамью подсудимых.

2. Каждая новая подпись уменьшает срок пребывания на свободе.

3. Собак любят за то, что они виляют хвостом, а не языком.

И т. д.

Продолжать можно до бесконечности. Об этом говорили везде и во все времена. Дурак со справкой — и тот понимает, что чем дальше за зубами он держит язык, тем быстрее выберется на свободу. Однако лишний раз поразмыслить о том, что молчание — золото, не повредит.

Отвлекись от чтения и выполни упражнение на развитие сообразительности: упираясь кулаком в подбородок, посчитай, на сколько квадратиков делит решетка заваренное металлом окно. Посчитал? Вот столько дополнительных лет заключения можно получить за одно-единственное неосторожное слово!

Итак, ты на допросе. Оперативники беспрерывно вбегают и выбегают из комнаты, словно их только что трахнули в темном подъезде. Как бы ты от них не отмахивался, они почему-то ну никак не желают угомониться. В дверях появляются всё новые и новые физиономии — то ли из любопытства, то ли для того, чтобы ошарашить тебя общим количеством ментовских рыл.

— По тебе только следователей задействовано свыше трехсот человек! Сознавайся! — кричит в ухо “злой” оперативник, в то время когда “добрый”, сочувственно кивая, подсовывает подгнивший помидор и кусок колбасы. Ты в уме прикидываешь, сколько всего в природе существует следователей и кто остался бороться с преступностью на свободе.

Всех оперативников отличает ослиное упрямство, завидное тугодумие и одни и те же фразы. Как проститутки из брюссельских борделей, дознаватели игриво распахивают кожаные куртки, приговаривая:

— Поговорим? У меня диктофона нет. Можешь пощупать, — и заискивающе заглядывают в глаза. — Мы не допрашиваем. Мы только беседуем.

Щупать их действительно нет ни малейшего смысла. Разве что ради прикола от скуки. Диктофонов там нет. Да и зачем они им? Ты находишься в сереньком кабинете, обставленном дешевой, облезлой мебелью. Однако аудио- и видеозаписывающей аппаратурой комната утыкана настолько плотно, что даже мухи, ползающие по потолку, и те чувствуют себя неуютно. Не стоит также забывать и о том, что основная задача дознавателей не записать, а выудить из тебя как можно больше интересующей их информации. Обрабатывать же её под нужным углом зрения и закреплять будут ведущие дело следователи.

Больше всего от таких “бесед”, длящихся по десять-пятнадцать часов без перерыва, кидает в дрожь оставшихся на свободе соратников по оружию, если таковые у тебя имеются. Они никак не могут понять — ты их сдал или нет?

— Ну как там? — как страусы, вытягивают шеи временно гуляющие на свободе сподвижники. Лазутчик, вынырнувший из дверей райотдела, смахивает капельки пота со лба:

— Уже восемь часов беседует с оперативниками в кабинете начальника.

Наступает мертвая тишина, граничащая с паникой. “Что он уже успел за восемь часов наговорить?” — крутится мысль в головах.

— Нужно что-то делать...

— Нужно, — соглашаются все и вновь умолкают.

Перебрав в уме тысячи возможных и невозможных вариантов твоего спасения, почему-то выбирается наиболее кардинальный:

— Может, его цианистым калием травануть? — предлагает кто-то из числа лучших друзей.