Рудольф Бершадский - Две повести о тайнах истории

Без преувеличений, из-за одного этого стоит и заниматься археологией, и лететь за тысячи километров в пустыню!

Бок о бок с научными сотрудниками экспедиции трудятся подсобные рабочие — преимущественно колхозники из близлежащих колхозов «Алгабас» и «Кзыл-казах». Может быть, рассуждая отвлеченно, для выводов, которые делаются на основании материалов археологических раскопок, неважно, из кого состоял персонал экспедиции. Но ученый, который смотрит на это так, немало прогадывает!

В докторской диссертации С. П. Толстова «Древний Хорезм» среди ссылок на крупнейшие научные авторитеты можно прочесть такую характернейшую фразу: «По гипотезе, выдвинутой одним из наших рабочих Серикбаем Оралбаевым…», — а далее идет описание, как при раскопках мертвого оазиса Беркут-калы, разбирая осевшую еще в древности стену одного здания, Толстов наткнулся в швах между глиняными блоками на несколько групп небольших глиняных же шариков, лежавших по три-четыре штуки вместе. Они никак не помогали прочности стены, и было загадкой, для чего они были положены туда.

Точнее, дело было так. Стену раскапывал Серикбай Оралбаев. Он же выложил перед Толстовым эти катышки. А когда увидел на лице Толстова недоумение и озабоченность, предложил вариант разгадки:

— Извини, пожалуйста, профессор, если скажу неправильно, но я думаю так: когда люди боялись, что стена, которую они складывают, будет стоять непрочно, колдуны заговаривали эти шарики всякими словами и клали их в стену. Я и сам это помню. Конечно, темные тогда еще люди были, неколхозные…

Значение глиняных шариков, смысл которых правильно объяснил Серикбай Оралбаев, не так уж велико; знания Серикбая тоже, конечно, не сравнимы со знаниями ученых. Но мне хочется подчеркнуть иное: как бесценен для общих результатов работы экспедиции дух подлинного советского демократизма — живая заинтересованность всех в общем успехе!

Время, которое экспедиция проводит в пустыне — лето и осень, — самая горячая колхозная пора. Но никому ни в «Алгабасе», ни в «Кзыл-казахе» не придет в голову, что можно отказать Толстову и не дать ему нужного количества рабочих рук. Раз требуется для науки, торговаться не приходится!

С занятного эпизода началась лагерная жизнь экспедиции этого года. Не успели еще научные сотрудники разгрузиться с автомашин, как притрусил из соседнего кишлака на своем ишачке семидесятилетний Бекдилля Ташпулатов, шестой год копающий вместе с Толстовым. По-старинному поздоровавшись со всеми — обеими руками пожимая руки другого, — он преподнес Толстову подарок: несколько «пулов» — древних монет и бляшек, которые нашел на городище после отъезда экспедиции в прошлом году.

Толстов хотел оплатить старику ценные находки — у экспедиции на это была специальная сумма денег, и порой тот же Бекдилля не отказывался от законного вознаграждения, — но теперь он разобиделся:

— Сколько лет, Сергей Павлович, будем работать вместе, а все не перестанем считаться? Не тебе дарю — науке!

Великое слово — наука!

Со студентом-практикантом Рюриком Садоковым, превеликим скромником, способным, трудолюбивым, застенчивым юношей, работает Рузмат Юсипов. Из их раскопа все время слышится:

— Рюрик, а это что?

— Рюрик, а это зачем?

Но Рузмат совсем не беспомощен. Наоборот: он работает уже скальпелем и даже акварельной кисточкой — вот как высока точность его работы! Из раскопа нередко раздается и Рюриков голос: «Ну, Рузмат, а теперь за что нам взяться, ты как думаешь?»

Рузмату четырнадцать лет, у него чудесное гибкое сухое тело. Одежда не слишком обременяет Рузмата: тюбетейка и короткие, подпоясанные скрученным платком штаны; но зато он никогда не снимает больших черных, предохраняющих от пыли и солнца «консервов» — очков: он полагает, что выглядит в них солиднее. Кстати, когда я добрался до Топрак-кйлы, то увидел, что единственный, кто пользуется там «консервами», — это Рузмат. Все остальные обходились без них. Вторым предстояло стать мне. Ведь получив в Москве командировку к Толстову, я тоже, конечно, озаботился приобретением черных очков… Рузмат меня выручил: тайком от всех я подарил ему вторую пару, и он не возражал.

Самые большие желания Рузмата (их два) такие: первое — стать шофером; второе — археологом. Образец совершенства для него — Рюрик. Рюрик и Рузмат неразлучны, их нередко можно встретить на раскопках и в неурочное время — даже в обеденный перерыв, например.