Яна Рудковская - Исповедь «содержанки», или Так закалялась сталь

Как только у меня начались ночные съемки на СТС – приходили мы в семь часов вечера, уходили в четыре утра – Виктор Николаевич стал звонить и требовать, чтобы я оставила работу и ехала домой. Мои оправдания, что здесь пятьсот участников, а я – председатель жюри, во внимание не принимались. Бессмысленность его требований была очевидна – ведь не у окошка он меня в это время ждал, а спокойно жил в своем доме. А я – в квартире на Тверской. Параллельно с этим он обещал перекрыть кислород Диме, добившись того, что его композиции снимут со всех эфиров. Просто дежавю какое-то. Каждый четверг, когда проходили съемки, для меня был как последний день жизни – я не знала, что еще придумает Виктор Николаевич.

Иногда Батурин наведывался ко мне на квартиру, поскольку я все еще числилась его женой и у него оставались мои дети. Эти визиты ничем хорошим не заканчивались – и я, и мои родители получали очередную порцию оскорблений, после чего мы долго приходили в себя. В скором времени Батурин решил посетить меня и на работе.

В один из не очень прекрасных дней в наш офис вдруг пожаловало несколько молодчиков во главе с Виктором Николаевичем. В офисе находились только я, Дима и девочка-секретарь. Дверь заперли, чтобы никто не мог выйти.

– А теперь поговорим! – с угрозой начал Виктор Николаевич, подсев ко мне поближе.

Я вскочила со своего места как ошпаренная, отбежав к стене – так мне показалось безопаснее.

Достав из портфеля какие-то документы, Виктор Николаевич пояснил:

– Вот договор, видите?

Я стояла ни жива, ни мертва, кивнув ему.

– Подпись на договоре, видите? – Он указал пальцем на закорючку внизу страницы.

Сглотнув подступивший к горлу комок, я снова кивнула.

– По этому договору, – Виктор Николаевич принялся прохаживаться вдоль помещения, – все права на артиста под псевдонимом «Дима Билан» принадлежат моему фонду «Долги наши». Равно как и средства, выручаемые от концертов этого артиста пропорционально означенным в договоре долям.

– С какой стати, Виктор Николаевич! – возмутилась я. – Дима никаких договоров ни с каким фондом не подписывал. Он подписывал договор только с моей компанией!

– Ты меня обманула, – спокойно ответил Виктор Николаевич. – Поэтому я подстраховался и сделал все необходимые документы. Я вышвырну тебя из моей жизни – сядешь в тюрьму. И будешь сидеть там до тех пор, пока не выплатишь мне те деньги, которые ты незаконно присвоила.

Я стояла, хлопая глазами:

– Эти документы – фальшивка, вы не сможете их использовать, – попыталась возразить я.

– Это мы еще посмотрим, – сказал Виктор Николаевич. – А пока… Я хотел бы, чтобы вы с Димой подписали это прямо сейчас.

Он достал еще какие-то листы, на которых я от волнения ничего толком разглядеть не могла, кроме названия «Долги наши» и дат, относящихся к 2005 году.

Тут подал голос Дима:

– Я ничего подписывать не буду…

Мы переглянулись, и я увидела на лице Билана смятение.

– Будешь, еще как будешь! – заявил Батурин Диме, затем снова повернулся ко мне. – Иначе Билан не даст больше ни одного концерта.

Он сделал паузу, потом добавил, снова глядя на Диму:

– Ну, не хочешь спешить, не надо. Прочти все как следует, подумай. Вы мне должны много, очень много денег. Поэтому торопиться мы не будем.

Надо сказать, что Виктор Николаевич почти никогда не кричал. Он говорил спокойно и веско, поэтому любая гадость, сказанная им, начинала казаться правдой. При этом его манера, его слова, сам он выглядели довольно жутковато. Он и сейчас оставался убийственно спокоен, абсолютно уверенный в своей правоте.

Я молчала.

Тем временем Батурин вышел из офиса, кинув мне напоследок:

– Еще поговорим.

А я продолжала стоять у стены, широко раскрыв глаза от напряжения. Дима сидел поодаль и тоже молчал.

Как только волнение немного улеглось, я сказала Диме:

– Ты, наверное, поезжай пока домой, хорошо? Я разберусь.

Дима, потрясенный до глубины души таким «чудесным» превращением Виктора Николаевича, быстро собрался и уехал.

Я тут же набрала номер одного из юристов, с которыми мы сотрудничали. Он был краток:

– Приезжайте ко мне.

В офисе юриста выяснилось, что Батурин пытался заставить Диму подписать договор с некой компанией под названием «Долги наши». По этому договору продюсером Димы аж с 2005 года являлось юридическое лицо, а Дима, соответственно, должен был отчислять продюсерскому центру комиссию за каждое выступление, каждый проданный диск и каждый проданный рингтон.