Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =

Я возвращаюсь к себе улицей с названием Эльм . Помнишь, что такое огни Святого Эльма? Несуществующие огни. Дальше пересекаю улицу с похожим на итальянское названием Буона Виста . В двух шагах мой дом.

Целую.

17 апреля

Милый, Бобышевы пригласили на дневной концерт в Кран нерт-центр. Играл джаз, который называется Medicair . Так именуется американская программа здравоохранения. Смысл, верно, в соединении возраста джазменов и целей, которые они ставят. И достигают. Возможно, когда-то, когда они начинали, они были молодыми. Сейчас им по семьдесят-восемьдесят. Очень милые, с животами, редкими волосами, плохо ходят, плохо видят (один пианист вовсе слепой), но играют превосходно. Их человек двадцать, разбавлены тройкой-пятеркой молодых. Они начали с «Когда святые маршируют», а продолжили блюзами и всякими прочими джазовыми хитами. Народу была тьма. В основном того же возраста. Джазмены – люди местные, потому их хорошо знают и принимали восторженно. Они отыграли полтора часа, сделали перерыв и продолжали. Я решила, что количеством качества не изменить, а слушать всю жизнь их я не собиралась и сказала, что ухожу. Был очень сильный ветер, но все равно лето.

У американов очень интересная манера: быстро-быстро трясти головой в процессе слушания или говорения. Это как бы подтверждающее трясение. Удваивающее смысл сказанного или услышанного. Трясут головой все – от стариков до юных девушек. Если бы я была шпионкой, все замеченное и запомненное мне бы пригодилось. Но я не шпионка. И записываю для твоего развлечения.

Мне понравился твой голос по телефону.

Целую тебя.

19 апреля

Полночи рыдала, твердя себе, что больше не буду тебе писать. Но Даша, проснувшись, протянула трубку: на, поговори. Думаю, что видела мое перевернутое лицо, когда принесла твою записку, и потому, ни слова не говоря, набрала твой номер. Я напрягаюсь из последних сил, бегу к финишу этой истории, а самые любимые люди ставят мне подножки, сбивая с ног. Вы думаете, что я такая мощная, что могу все выдержать и на меня можно все навесить. Не все. Я расплачиваюсь остатками своих нервов. Я похудела, нервное напряжение пережигает мои пробки, а ты пишешь, что говорил со мной бодрым голосом просто, чтобы меня не огорчать, словно не понимая, что этим признанием огорчаешь во стократ. Я пишу длинные письма, потому что это меня собирает, я оставляю за скобками то, чем не хочу тебя нагружать, а ты в ответ на мои пачки писем посылаешь пять строк – как бюрократ, который только отвечает на запросы, не утруждая себя инициативой. Мне нужна поддержка, мне нужно знать, что ты в порядке, тогда и я в порядке.

Жди, когда возьму себя в руки.

Целую.

23 апреля

Если что-то получилось или случилось накануне, отчего возникло неконтролируемое состояние счастья – значит жди чего-то резко наоборот. А обратное состояние, даже не обратное, а просто серединное, возвращается с трудом.

В прошлую среду был удачный урок. Говорила о телевидении. Отлично знакомая тема. Начиталась в Москве француза Пьера Бурдье и своего друга Сережи Муратова, взяв у них самые вкусные определения телевидения как фабрики наркотиков. Внутри был кусок про американское телевидение, в частности, про низкопробного Джерри Спрингера. В классе это вызвало взрывы хохота. В конце предложила написать отзывы о моих лекциях. Кто-то задал вопрос: а можно не подписывать? Все засмеялись, я тоже, сказав: можно, я все равно знаю почерк каждого. И серьезно попросила быть не любезными, а честными. Все равно написали много лестного. Кто-то специально отметил, что лекции хорошо переведены и хорошо произнесены. Но и замечаний хватало. Некоторые признавались, что не интересуются политикой или что ничего не знали о предмете, поэтому первые лекции были для них особенно трудны. Некоторые – что привыкли к диалогу в классе, а не к монологу. Замечания так раздразнили, что я написала ответную речь и собираюсь произнести ее в следующий раз. Тем более, это почти финал, и финальная речь куда как уместна.

Вернулась домой в отличном расположении духа. А на следующий день оно куда-то испарилось, сперва без видимых причин (возможно, как животные ощущают предземлетрясение, так я ощущаю пред-что-то), а после уже по причинам явно различимым.

В тот день шел дождь, и мы ходили обедать со шпионом Ральфом. Он так и не признался в своей шпионской деятельности. Еда скучная, зато мы говорили по-русски. Ральф много рассказывал о своей жизни, о знакомствах с русскими эмигрантами, кто обучал его языку и с кем дружил во время своей преподавательской деятельности, включая историка Вернадского (сына Вернадского) и историка Зайончковского (аспиранта моего отца), а также Анатолия Валюженича (нашего шпиона, работавшего в КМО или в ССО, которого я знала). Я же, как обещала, рассказала историю жизни Аджубея и что-то еще, отчего он пришел в полный восторг. Человеку восемьдесят четыре года, а он сохранил острое любопытство ко всему – возможно, шпионская привычка. Ему так понравились наши разговоры, что он предложил встретиться еще раз и пригласил на ужин к себе домой. Что мне оставалось делать – приветливо улыбнуться и сказать: с удовольствием.