Виорель Ломов - 100 великих романов

Гриновский стиль вошел в поговорку: тонкая ирония и глубокий психологизм, лаконизм и афористичность, мастерство характеристик персонажей присущи всей прозе писателя, но наиболее характерны они в «Тихом американце», в котором невозможно отделить «развлекательность» от «серьезности». Это редкое по глубине произведение о любви, имеющее детективную основу, стало еще и классическим политическим романом, серьезно затронувшим тему международного терроризма, что явилось, по мнению критиков, препятствием к получению Грином Нобелевской премии по литературе.

После войны писатель работал корреспондентом журнала «Нью Рипаблик» в Индокитае, был очевидцем зверских убийств мирных жителей в Южном Вьетнаме. Книга, написанная по личным впечатлениям и основанная на реальных событиях, не только разоблачила последствия колониальной политики Франции в Юго-Восточной Азии, но и предугадала последующую экспансию США в этом регионе, а также указала на Штаты как на главный источник международного терроризма.

Действие разворачивается в начале 1950-хгг. во вьетнамской столице. Повествование ведется от имени английского репортера Томаса Фаулера, человека в возрасте, повидавшего мир и разочаровавшегося в жизни. Разнообразят житье журналиста разве что опиум да хорошенькая, но «поразительно невежественная» вьетнамка Хуонг, дочь высокопоставленного чиновника, которую ее прагматичная сестра жаждала выдать замуж за обеспеченного мужчину. Фаулер, живший только своим репортерским ремеслом, испытывал к девушке глубокие чувства, однако не мог предложить Хуонг руку и сердце, т. к. в Англии у него была жена, весьма набожная и не дававшая ему развод. Признаться, он и сам не горел желанием изменить инерцию существования. Не желая принимать ничью сторону в разразившемся конфликте между колонизаторами и аборигенами, журналист редко выезжал из Сайгона и ограничивался составлением репортажей о событиях, потрясавших Южный Вьетнам. Последующие события поколебали его «нейтралитет». Если в начале романа Фаулер заявлял: «Я описываю то, что вижу, и ни в чем не принимаю участия», то в конце он стал защитником вьетнамцев: «Они хотят досыта риса. Онине хотят, чтобы в них стреляли. Онихотят, что бы жизнь текла спокойно. Они хотят, чтобы ушли люди с белой кожей».

Роман выстроен как ретроспекция – Фаулер вспоминает события последних месяцев, которые привели к убийству его знакомца – сотрудника американской миссии экономической помощи Олдена Пайла, и в связи с этим к детективному расследованию, в ходе которого полицейские заподозрили в убийстве Пайла самого журналиста.

Молодой американец, познакомившись с Фаулером и его девушкой, влюбился в Хуонг, о чем сразу же поведал журналисту. Воспитанник Гарварда, но удивительно нечуткий к чужим душевным переживаниям, Пайл твердо решил, что стоит ему поманить красавицу своим положением и достаточно приличным состоянием, как она тут же бросится ему нашею. Каково же было его удивление, когда Хуонг отказала ему, но Пайл был настырен и наивно агрессивен. Он преследовал журналиста и вьетнамку признаниями в любви и дружбе, пока у Фаулера не лопнуло терпение. Но так получилось, что соперники оказались за пределами Сайгона и подверглись нападению партизан. Англичанин, спасаясь бегством, сломал ногу, и его от верной смерти спас Пайл, тут же объяснивший свой поступок желанием быть до конца честным в глазах Хуонг. Фаулер написал письмо своей жене с просьбой дать ему развод, но та отказала, и ее письмо попало к сестре Хуонг, а затем и к самой девушке. Именно в это время журналист узнал о том, что его переводят в Лондон, и сообщил об этом своей симпатии. В итоге Хуонг под нажимом сестры клюнула на заманчивые обещания Пайла и перешла к нему. Журналист, испытав боль утраты, первый раз в жизни заплакал. «У меня было чувство, словно не один человек, а целая нация отнимает у меня Хуонг. Все, что Америка делала, было плохо».

Это чувство было выстрадано Фаулером, поскольку параллельно с любовной интригой развивалась и политическая. Пайл, прозванный Хуонг «тихим американцем» за его показную порядочность, занимался организацией терактов, которые СМИ приписывали вьетнамским коммунистам, борющимся за освобождение своей страны. Американец истово доказывал всем, что Штаты несут миру демократию и освобождение от «красной» заразы, хотя вьетнамцев, ради которых так старался дипломат, он не считал за людей. Дипломат раздражал Фаулера своими идеями – больше всего его слепой верой в догму некоего Йорка Гардинга о том, что Востоку нужна «третья сила» в лице Запада, а также фанатизмом, которые сочетались в нем с наивностью душевнобольного. «Не суйтесь вы на Восток с вашим кудахтаньем об угрозе человеческой личности, – советовал журналист приятелю. – Это их страна». Выехав из Сайгона, Фаулер воочию убедился, что несет мирным жителям война: «Канал был полон трупов; он напоминал мне похлебку, в которой чересчур много мяса. Трупы налезали один на другой; чья-то голова, серая, безликая, как у каторжника, с бритым черепом, торчала из воды, точно как буек. Крови не было: вероятно, ее давно уже смыло водой». «Ненавижу войну», – впервые вырвалось тогда у него. Журналист не мог забыть слова французского летчика капитана Труэна (вполне в духе другого французского летчика, А. де Сент-Экзюпери) – «рано или поздно человеку приходится встать на чью-нибудь сторону. Если он хочет остаться человеком».