Владимир Вассерман - Кое-что за Одессу

Памятник воспроизводил в бетоне знаменитую сцену: матросы, приговорённые к расстрелу за отказ есть борщ с червями, вырываются из-под брезента. Эйзенштейн художественно преобразовал «практику расстрела». На самом деле приговорённых к казни ставили НА брезент, чтобы упростить мытьё палубы после расстрела. Аналогичная «процедура» показана – если вас не покоробит сравнение – в одной из серий американского полицейского боевика «Смертельное оружие». Но в руках гениального режиссёра Эйзенштейна сцена стала ярким и выразительным символом начала восстания – герои сбрасывают душащий и обрекающий на тьму брезент, вырываются на свет и свободу и этим порывом вовлекают в восстание весь экипаж.

Изобразить столь динамичную сцену в бетоне задача практически невыполнимая. Тем не менее скульптор В.А. Богданов справился с задачей. На наш взгляд, несколько хуже «сработали» архитекторы М.М. Волков и Ю.С. Лапин. Памятник получился слишком громоздким для изящной площади. В молодости я смотрел на площадь с крыш окружающих её домов – впечатление от памятника было вполне хорошее. Но когда вы смотрели на него снизу вверх и громадная композиция нависала над вами, все чувствовали, что памятник лучше бы смотрелся в ином месте. Открытый в 60-ю годовщину восстания – 27-го июля 1965-го года – памятник вызывал эстетический протест долгие годы. Сейчас он перенесён на Таможенную площадь – на «стрелку» между Польским и Деволановским спусками – и неожиданно сразу оказался на месте.

Напротив таблички «дяде Ване» – на месте четвёртого флигеля дома Папудовой – памятник настоящей и великой актрисе немого кино Вере Холодной, скончавшейся как раз в этом ныне разрушенном флигеле. Скульптор Александр Вячеславович Токарев, архитектор – Владимир Львович Глазырин. Памятник установлен в 2003 году. Угадайте, кто был главный архитектор Одессы в это время? В других городах эта же традиция?

Чтобы охватить собор Преображения Господня одним взглядом (и одним кадром фотоснимка), доходим до угла Преображенской и Дерибасовской.

В здании «Пассажа», мимо которого мы снова проходим, находился штаб многократно упоминавшейся 51-й Перекопской дивизии. Это указано на «охранной» табличке на углу здания. Ранее на этом месте находилось здание, где жил основатель военно-полевой хирургии Николай Иванович Пирогов (в Одессе он не только работал в военном госпитале, но и был попечителем Одесского и Киевского (!) учебных округов). Гостиница построена взамен нескольких домов, и мемориальная доска в честь Пирогова долго висела с другой стороны от входа в Пассаж со стороны Дерибасовской – точное место жительства великого медика установили уже в 1990-е годы. Также в доме жил родной брат нашего любимого Александра Сергеевича – боевой офицер, майор, кавалер орденов Святой Анны 3-й и 4-й степени и Святого Владимира 4-й степени Лев Сергеевич Пушкин. Уволившись с военной службы, он переехал в Одессу, где поступил на государственную службу в Одесскую портовую таможню. Через 10 лет – в возрасте 47 лет – он умер в нашем городе.

Мы можем вновь дружески поприветствовать народного артиста СССР Утёсова, уютно присевшего в Горсаду. Кстати, сколько военных песен было в его репертуаре, сколько выступлений перед бойцами армии и флота, сколько песен исполнено в «Боевых киносборниках». Одесситы, конечно, не забывают «Ты одессит, Мишка» и «У Чёрного моря». Ещё раз – поклон Вам, Леонид Осипович!

С угла Соборной площади мы видим воз-рождённый собор и памятник главному военному нашего города генерал-фельдмаршалу Михаилу Семёновичу Воронцову.

О Воронцове можно говорить бесконечно долго.

Во-первых, нужно исправить несправедливое мнение, сложившееся о нём под влиянием титанов русской литературы. Молодой Пушкин, темпераментно ухаживавший за прекрасной супругой графа Елизаветой Ксаверьевной (в девичестве графиней Браницкой), написал несколько злых и несправедливых эпиграмм. Единственная польза от этого некрасивого поступка Александра Сергеевича: самую известную эпиграмму («полумилорд-полукупец») поместили на памятнике и этим нелогичным ходом (если объект таков, отчего же памятник?) спасли прекрасный монумент. Пушкин был молод, влюблён, переживал своё положение ссыльного – простим ему.

Сложнее с «зеркалом русской революции»: Лев Николаевич Толстой в мудрой поздней повести «Смерть Хаджи Мурата» тоже дал, выражаясь деликатно, некорректный портрет светлейшего князя. Что сказать? Как известно, «матёрый человечище» не любил Шекспира. Предположим, что Толстой мог не любить ещё нескольких великих представителей человечества.