Елеазар елетинский - Воспоминания

Когда Чевгус был послан на двухнедельные краткосрочные курсы, мне пришлось его заменить в роли начальника разведки полка. Единственное, в основном, увы, комическое происшествие этих двух недель — появление ворошиловградского “партизана”. Ворошиловград находился еще в наших руках, но там уже был создан партизанский отряд. “Партизан” явился вечером, в импозантной кожанке, увешанный оружием. Он, оказывается, имел специальное задание бросить в немецкие окопы письмо немецких пленных из 295–й дивизии с описанием того, как им хорошо живется в плену. Его привел ко мне начальник штаба и попросил оказать содействие в выполнении задания. В случае выполнения “партизан” явно рассчитывал на орден. Разведчики тем временем ушли на задание, и мы с “партизаном” отправились их догонять. Краткий путь из штаба полка в штаб батальона просматривался немцами, так как проходил очень близко от их артиллерийских позиций и наблюдательных пунктов. “Партизан” странным образом, вместо того чтобы торопиться за разведчиками, стал расспрашивать меня, далеко ли немцы отсюда. При этом он сильно замедлял шаги и норовил идти сзади меня. Это мне показалось подозрительным. “Может, он хочет сзади прикончить меня и убежать к немцам”, — мелькнула у меня дикая мысль. Я уверял “партизана”, что немцы очень далеко, что выстрелы слышны издалека и т. п., и сжимал при этом винтовку. Он, однако, никуда не убежал, и мы, наконец, дошли до КП батальона. Разумеется, мы не догнали разведчиков, уползших уже к немецким окопам. Нам пришлось вернуться, так как о выполнении задания без помощи наших ребят не могло быть и речи. Обратно “партизан” не прятался за мою спину и бежал, как резвый конь. Только тогда я догадался, что по пути в батальон его просто парализовал страх.

На следующий день разведчики бросили агитписьмо в немецкие окопы, и мы выпроводили “партизана”, пренебрегши его слезной мольбой дать ему справку, что письмо бросил он.

За мое относительно короткое пребывание на фронте партизаны мне больше не попадались, даже тогда, когда в окружении я их специально искал.

Конечно, украинские степи — это не белорусские леса…

Вскоре после возвращения Чевгуса я был переведен в штаб дивизии исполняющим обязанности помначразведотделения (ПНО-2), а вместо меня из разведотделения в полк перевели Ваню Романцова, которому выхлопотали командное звание (того же техника — интенданта II ранга), и капитана Рабиновича, последнего — за неудачный охотничий выстрел в птицу, сразивший случайно насмерть солдата, оказавшегося рядом. Капитан Рабинович был одесситом и настоящим кадровым профессиональным военным. Он бойко допрашивал немецких пленных на чистейшем еврейском жаргоне (идише), будучи уверен, что говорит по — немецки. Немцы, впрочем, его прекрасно понимали, гораздо лучше, чем я. Рабинович с вожделением вспоминал заграничное барахло, которое он привез семье из Бессарабии, и вообще с искренним умилением рассказывал о жене и детях. Это не мешало ему учить весьма наглядно юных “патриоток”, по долгу службы им завербованных, как забраться в постель к немецкому офицеру, чтобы выведать военные тайны. Позже на посту помощника начразведки по агентурной работе Рабиновича сменил куда более неприятный человек, некий техник — интендант I ранга, до войны работавший зоотехником на конном заводе. Он себя называл “инженер — коневод”. Так же как и Рабинович, он объезжал ближайшие райкомы и вербовал девушек — очень наивных, горящих высоким патриотизмом, — и перебрасывал их через линию фронта. Неопытные, они, обычно, тут же попадали в руки полиции, так и не успев выполнить задание.

Я же должен был заниматься общевойсковой разведкой, то есть собирать и передавать разведсводки снизу вверх и сверху вниз, следить за движением войск и транспорта перед фронтом дивизии, анализировать “обстановку”, допрашивать пленных и изучать попадавшие к нам в руки немецкие документы. Начальник разведотделения штаба дивизии, бравый майор, редко бывал в отделе. Он либо участвовал в операциях разведроты, либо находился в гостях у своей любовницы, уже беременной — врача из медсанбата дивизии, а инженер — коневод, как я уже обмолвился, также отсутствовал, разыскивая “агентов”. Практически в штабе я оставался один, в землянке тоже жил один и мечтал о смене, чтобы съездить в баню, где я давно не был. Каждый день меня вызывал на доклад заместитель командира дивизии и говорил мне: “Слухаю…”, “Опишите обстановку…”, “Ваше мнение?”. Несколько раз в день вызывали меня к телеграфному аппарату из разведотдела штаба армии или начальник — подполковник Щербенко, или его заместитель — майор Суворов.