Павел Якушкин - Из Курской губернии

— Да развѣ и ремонтеры прежнихъ годовъ были лучше теперешнихъ?

— Тѣ были богаче, тѣ не изъ барыша въ ремонтеры шли; только бы настоящую службу не справлять, только для того и въ ремонтеры шли; а теперь всякъ и въ ремонтеры то идетъ, чтобъ какую копѣйку нажить, изъ самой послѣдней копѣйки сами, бѣдняги, бьются!…

— Что жъ, господинъ, ямщику на водочку, сказалъ вошедшій въ избу Василій, мой старый ямщикъ, привезшій меня изъ Малоархангельска въ Уколово и сдавшій меня другому.

— Выпей, Василій, сказалъ я, подавая ему на водку и налитую рюмку водки.

— Покорнѣйше благодаримъ! сказалъ Василій, выпивъ рюмку.

Съ этими словами Василій отломилъ кусокъ хлѣба и посолилъ его, только не взявъ щепотью изъ солонки соли, а обмокнувъ прямо кусокъ свой въ солонку.

— А какъ посмотрю на тебя, паренекъ, посмотрю: много тебя еще учить надо! Охъ, много! сказалъ назидательно хозяинъ, медленно покачивая головою. Много, паренекъ, учить тебя надо!…

— Что такъ, дѣдушка? сказалъ Василій, подсмѣиваясь надъ старикомъ.

— Обхожденія ты, паренекъ, никакого не знаешь!… Вотъ тебѣ и „что такъ!“ Да!…

— Да ты говори, дѣдъ, толкомъ; а то болтаетъ Богъ знаетъ что, его и не разберешь!..

— Да развѣ можно, глупая твоя голова, развѣ можно хлѣбъ мокать прямо въ солонку?

— А для чего жъ не можно? Обмокнулъ, стало быть можно, смѣясь отвѣчалъ Василій.

— Ты зубы-то не скаль, глупая твоя голова! Тебѣ дѣло говорятъ, такъ ты долженъ старыхъ людей слушать! старый человѣкъ тебя, глупая твоя голова, старый человѣкъ дурному никогда не научитъ!

— Да скажи ты на милость, старый ты человѣкъ, что за бѣда такая содѣялась, что посолилъ хлѣбъ?

— Посолить-то посолилъ, да какъ посолилъ? Развѣ такъ можно? Такъ только одинъ Іуда христопродавецъ хлѣбъ солилъ, когда Іисуса Христа задумалъ продать проклятымъ жидамъ! А ты, кажись, человѣкъ крещеный! Тебѣ бы можно, кажись, и руками соль взять, да посолить, коли трескать хочешь!…

— Да ты-то почему знаешь, что Іуда хлѣбъ въ солонку мокалъ? Видѣлъ что ли самъ?

— Видѣть не видалъ, а въ церкви слыхалъ и въ книгахъ написано; „омочивый въ солило, тотъ меня предастъ“. Стало, и ты грѣхъ творишь большой.

— А что и въ правду-то въ книгахъ написано? спросилъ меня Василій.

— Въ книгахъ точно написано: „омочивый въ солило, той мя предастъ“, сказалъ я; только это сказано не къ тому…

— Къ самому тому дѣлу! прервалъ меня хозяинъ. А ты что теперь еще будешь разсказывать, да посмѣиваться, да зубоскалить?… Что теперь скажешь?…

— Да что сказать-то?

— То-то, что сказать! То надо сказать: всякое дѣло надо пораздумать, да поразмыслить!… Ну, а ты, что скажешь? спросилъ меня, побѣдительно взглянувъ на меня, хозяинъ.

— Да я и сказать не знаю что, отвѣчалъ я; а вотъ есть у меня пріятель, тотъ-бы тебѣ пожалуй и сказалъ, и хорошо бы тебѣ сказалъ.

— А кто твой пріятель?

— Иванъ Ѳедорычъ Горбуновъ.

— А что бы сказалъ твой Иванъ Ѳедорычъ?

— Да онъ бы нашелъ, что сказать.

— Да что сказалъ то? Чтобы и онъ сказалъ-то?

— Иванъ Ѳедорычъ сказалъ бы: „Тутъ надо мозгами шевелить“.

— Надо тутъ, надо мозгажи шевелить! Надо!

— А ты говорилъ, что и Иванъ Ѳедорычъ тутъ ничего не скажетъ!…

— Сказалъ бы, сказалъ!

— Можетъ, и еще чтобъ нибудь сказалъ!.

— Сказалъ-бы, сказалъ… Умный человѣкъ твой Иванъ Ѳедорычъ!

— Хорошо, я скажу ему это, когда увижу Ивана Ѳедорыча.

— Безпремѣнно скажи.

1861

См. ниже послѣднее письмо изъ Орловск. губ. (Малоархангельскъ).

Т. е., вмѣсто поклона, взялись только за шапки.

Частица то простымъ народомъ склоняется. Авт.

Въ Орловской, Курской, Рязанской губерніяхъ рѣдко говорятъ гречъ, больше — гречиха. Авт.