Андрей Бронников - Обыкновенный спецназ. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ

1985 год. Слева направо: младший сержант Шайхуллин, старший лейтенант Бронников и будущий комбриг 24-й бригады СпН старший лейтенант Жуков

Вот такой вот приснился мне сон. Яркий и реалистичный, поэтому наутро у меня уже не было сомнений. Дежурный по части майор Лисница призывно помахал мне рукой и крикнул в окно дежурки:

— Андрей, вечером бери машину и езжай за своим заменщиком!

— Точно ко мне? — переспросил я.

— Точнее не бывает, — заверил меня Григорий Михайлович. Я бы уверен в обратном, но распоряжение являлось реальным, и сном его никак не опровергнешь. Стоит ли говорить, что в результате привёз я командира роты на место «Пархома»?

Что касается снов, то пару лет ранее мне приснилось, как я купил на свою фирму автомобиль «Волга». Все весело смеялись по этому поводу. В те времена он — сон — казался более чем нелепым. Именно тогда Анвар Хамзин к своему излюбленному шутливому вопросу «Скажи мне как художник художнику: ты рисовать умеешь?» добавил ещё один: «Скажи мне как капиталист капиталисту: у тебя деньги есть?» Именно так мы иногда друг друга докапывали, чтобы развеять тоску. Только спустя несколько десятилетий мы оба убедились в том, что капитал и деньги — разные понятия, а художнику — в теперешнем современном искусстве — вовсе необязательно уметь рисовать.

В лихих девяностых, когда я гнал новенький автомобиль «Волга» из Москвы в Томск на свою внешнеторговую фирму, мне вдруг вспомнился этот момент…

Лето шло к своему исходу, все, кто должен был в этом году сменить место службы, уже уехали, а моего за-менщика всё не было. Наконец, в августе пришёл приказ о моем назначении в Бердск. 67-я бригада только начала разворачиваться, и назначить на моё место было некого, поэтому высшее начальство приняло такое решение — отправить меня без замены. Таким образом, мне удалось постоять у истоков создания и 67-й бригады. Теперь можно с уверенностью сказать, что я её пережил. В 2011 году овеянная героической славой, принимавшая неоднократное участие в чеченских кампаниях, часть была расформирована. Жаль…

Тем временем наша бригада убыла на августовские учения, а я подписывал обходной лист. Пришлось отправиться в Безречную, чтобы получить в КЭЧ подпись о том, что я сдал квартиру в исправности. Глупее не придумаешь — добираться за 50 километров, чтобы люди, не видевшие в глаза 23-й площадки, заверили мне то, к чему реально отношения не имели.

24-я бригада

Машин в городке не осталось, и я отправился пешком в надежде на попутную машину. Не успел я одолеть и пяти километров, как меня догнал уазик. Я подумал, что едет начальство и останавливать автомобиль было просто глупо, но машина остановилась сама. Дверца распахнулась, и выглянул полковник из разведотдела округа. Пару часов назад я видел его на 23-й площадке. Он сурово посмотрел на меня и спросил:

— Товарищ офицер, почему не на учениях?

— Я — заменщик, товарищ полковник. Следую в безреченскую коммунально-эксплуатационную часть с обходным листом, — бодро отрапортовал я, застёгивая ворот рубахи и поправляя галстук.

— А сколько ж до километров до Безречной? — уже совсем другим тоном уточнил начальник

— Восемьдесят, — соврал я.

Полковник восхищенно посмотрел на меня, очевидно решив, что вознамерился всё одолеть пешком, и произнёс:

— Садись, до Мирной доброшу.

Невдомёк было начальнику, что именно на это я и рассчитывал, когда отправлялся в путь.

Ещё через неделю я ехал в кузове ЗИЛ-131, ежась от пронизывающего ветра. Рядом со мной сидел старший машины Володя Барсуков. Мы молчали. В ногах болтались мои чемоданы. Я смотрел по сторонам, стараясь как можно отчётливей запечатлеть в памяти картины последней поездки с 23-й площадки до станции Ясная. Тёмный силуэт леса и крутой сопки удалялся, постепенно исчезая вдали, справа медленно проплывали огоньки Хара-Бырки, слева раскинулась долина Алакой, ещё дальше, почти на линии горизонта, светились огоньки одиноких кошар. Десятки, сотни раз этот пейзаж сопровождал меня этой дорогой, и вот теперь это происходило в последний раз.

Я настолько привык к этим отдаленным местам, что некоторые блага цивилизации во время отпуска мне казались чуждыми, суетливыми и даже вредными. Мой трёхлетний сын Игорь, впервые оказавшись в городе, впал в шок. Уже здесь при посадке в дежурную машину он упорно отказывался залазить в кабину, упираясь ногами и руками, как будто понимая, что его навсегда увозят из родных мест. В Чите он молчал и только испуганно озирался по сторонам, а когда мы попытались сесть в троллейбус, начал орать, что есть мочи (дословно): «Люди добрые, помогите! Выпустите меня отсюда Христа ради!»