Андрей Бронников - Обыкновенный спецназ. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ

9-й роты РВДУ, майор Юрий Михайлович Рендель. Старшины рот, прапорщики выполняли свои обязанности в полном объеме. Николай Иванович Борисов был настоящим воякой, любившим своё дело и ни в какую не соглашавшимся оставить должность старшины в пользу более спокойной — начальника склада.

К слову сказать, когда я прибыл в Бердск, то сам себя не узнавал. Вдруг пропали былые резвость и прыть. Даже не было желания участвовать в различного рода и ранга учениях. Наверное, командир группы специального назначения — как большой спорт. Есть знания и умения, огромный опыт за плечами, тебя уважают и относятся с пиететом даже старшие по званию, но наступает критический возраст, и все понимают, что новых высот тебе уже не одолеть.

Но до этого было ещё далеко, а пока я трясся в кабине детского автобуса редкой марки — АС-38. Уже несколько недель я с удовольствием пребывал в должности старшего. В то время как в нашем гарнизоне не было ни тепла, ни воды, я имел возможность не только помыться и согреться, но и искупаться в бассейне ракетной дивизии ст. Ясная.

Автобус притормозил возле офицерских ДОСов, и водитель Кокоулин, разминая руки, вытянул их вперёд, хрустнув суставами. Вдруг в его дверцу кто-то постучал. Он недовольно приоткрыл форточку и почти тут же обернулся ко мне. Лицо его мгновенно стало белым, как морозное забайкальское небо, а глаза остекленели. Я понял что, чего бы ни произошло, ко мне это никак не может иметь прямого отношения, и лениво спросил:

— Чего опять случилось?

— «Зуб» застрелился, — растерянно ответил Кокоулин.

— Как застрелился? — единственное, что я смог промолвить в ответ.

Ещё три дня назад сержант Зубков ездил с нами в Ясную, чтобы сфотографироваться на дембельский альбом, а ещё через месяц он должен был увольняться в запас. Высокий и статный красавец, он был из старинного рода донских казаков. До армии жил в станице напротив — через Дон — от шолоховской Вёшенской. Последние полгода боец работал помощником прапорщика на продовольственном складе, одновременно с успехом исполняя должность командира хозяйственного взвода.

Тело сержанта лежало в каптёрке на спине между стеллажами. Уцелели только глаза и нос. Выстрелил он себе из АКС-74 очередью в рот. Все стены и потолок были в крови и серых пятнах мозгового вещества. На столе лежала предсмертная записка: «В нашем роду никто не сидел и сидеть не будет».

Дело в том, что на продовольственном складе была обнаружена многотысячная недостача, и кто-то постарался сделать Зубкова крайним. Началось следствие, и сержанту грозил суд. Всем было понятно, что солдат срочной службы в отдаленном гарнизоне, полностью отрезанный от внешнего мира, не мог сделать такой крупной недостачи без покровительства, а скорее, по принуждению, свыше.

Этим же вечером я заступил начкаром. Третью смену караула я дал команду поднять чуть раньше и, привычно проконтролировав заряжание оружия, пошёл вместе с караульными. Проходя мимо котельной, умышленно отклонился от маршрута, и мы всей сменой зашли внутрь. Там было темно, и только блики огня освещали стоящий возле одного из котлов цинковый гроб. Хмурый солдат хозвзвода сосредоточенно нагревал большой молоткообраз-ный паяльник на огне топки. Он запаивал своего друга сержанта Зубкова. Сказать было нечего, да и некому. Мы молча попрощались с уважаемым в части сержантом и пошли дальше нести службу.

Замполиту капитану Осипову выпала нелёгкая доля сопровождать гроб к месту захоронения, то есть на Дон, к родителям. Сложно ему там пришлось. Старые казаки, которые ещё в гражданскую войну воевали, по тем временам въедливо допытывались, каким образом мог солдат попасть под пулю? Кто в этом виноват? Пришлось Боре выкручиваться, рассказывая историю о стрельбище, оцеплении и шальной пуле, иначе бы Зубкова похоронили за оградой кладбища. Так сильны были традиции православных казаков даже в советский период. Только старшему брату сержанта Осипов втайне поведал истинную историю смерти Зубкова. Его фотографии так и остались в фотоателье городка Ясная невостребованными.

Прав был Саша Зайков, который в одном из писем написал: «…научились списывать людей и забывать тоже: сегодня был, а завтра нету, а послезавтра его уже как не было». Мудрость эта к нему пришла чуть позже, во время службы в Афганистане. Зубков уехал домой, а наша жизнь продолжилась.

Письмо с войны

Андрюха, привет!

Поводом для письма послужила статья в «Правде» от 20.01 по Кандагару. Меня она очень взволновала тем, что впервые написали всё как есть. Меня только интересует, почему так поздно и зачем нужна сейчас эта правда перед выводом. Я бы не хотел, чтобы её почитали мои отец и мать, жена и близкие. Если бы такие статьи печатали с самого начала, то с Афгана мы бы вышли 1984—85 годах. А сейчас зачем?? Зачем писать такие страсти, я имею в виду не только эту статью (эпизод с убитым солдатом), но и другие. Ты последи за прессой. Зачем? Лучше уж как было раньше. Тишь, гладь. И Божья благодать — одни сплошные подвиги и цыпки втихомолку. Много ещё можно говорить на эту тему. Я думаю, об этом ещё напишут, но позже.