В Миндлин - Последний бой - он трудный самый

— Поняли меня? Спускайтесь к танкам, организуйте, чтобы подняли к нам два-три пулемета, а старшему лейтенанту Степину я передам по радио, чтобы прислал сюда парочку «дегтярей». Как только ударим с чердака по зенитчикам, вы немедленно атакуете бункер!

— Не ожидая, пока подавите зенитные расчеты?

— Не ожидая! Зенитчики развернут стволы на нас! Этим моментом и надо воспользоваться.

— Есть! Ждать сигнала?

— Нет. Сами увидите. Быстро, как только можно, прорывайтесь за бункер и вот на эту улицу. — Шрифт на карте был мелкий, в полумраке не разберешь названия.— Ага... Анхальтер-штрассе. Там остановись и огнем с места обеспечь выдвижение танков Гатиятулина. Учти, во дворах могут быть танки противника. Так что будь осторожен. Не горячись!

— Понял. От вокзала не ударят нам во фланг? Вон, видите, — скверик...

— Ты прав! Но там соседи, тридцатьчетверки. На всякий случай все же один танк оставь, прикрыть перекресток. И еще раз прошу: дальше этого рубежа не двигайся. Жди Гатиятулина. Не обижайся, капитан! Но — я тебя знаю. Не горячись.

— Есть! Я не обижаюсь.

— Ну, вот и добро! Выполняй!

* * *

Сотрясая чердак, по немецким зенитчикам ударил тугой пулеметный залп.

Из «ДШК» стрелять без станков непросто, но танкисты сумели приспособиться, и пулеметы заработали дружно. Наводчики, упираясь локтями и коленями в стены, быстро свели пулевые трассы в огненный клин в одну точку на крыше бункера. Ребристые стволы «ДШК» уложили прямо на подоконники слуховых окон, удерживать их при стрельбе было тяжко, стрелять приходилось только короткими очередями, и пыль поднималась страшная. Зато наши пулеметы оказались выше немецких пушек, прицеливаться было удобно и огонь был смертельный, кинжальный, будто свинцовый смерч обрушился на площадку.

Немецкие зенитчики в это время вели огонь по наземным целям, стволы орудий были направлены вниз. Сперва они не поняли, в чем дело, замерли на своих местах. Но вот прозвучали гортанные окрики офицеров. Лихорадочно завертели маховичками наводчики. Обнаружив, откуда по ним стреляют, они пытались развернуть стволы в нашу сторону, но это непросто под пулеметным огнем, и один за другим зенитчики падали.

Воспользовавшись моментом, танки рванулись вперед; с высоты чердака они походили на черных юрких жуков!

Теперь все зависело от наших пулеметов: успеют немцы развернуть зенитки и открыть огонь — нам капут... В упор расстреляют нашу чердачную «ДЗОТ». Тогда и танкам несдобровать.

И у нас и у немцев расчет сейчас на быстроту. Кто кого?!

Могучая сила — сосредоточенный огонь нескольких пулеметов в упор. Что для них триста метров! Пули проносятся шквалами, волной, и там, где прошел этот клин, ничего живого не остается.

Вижу в бинокль перекошенные лица немцев: вот здоровенный малый, подхватив снаряд, успел дослать его в пушку, и в ту же секунду пушка ударила, рявкнула. С кончика ее ствола сорвался ярко-оранжевый шар, такой аккуратный... И полетел он прямо в меня... Так мне казалось! Снаряд разорвался со страшным треском, крыша раскрылась над нашими головами, на чердаке вдруг стало светло.

Другое орудие выстрелить не успело: конус трассирующих пуль накрыл наводчика и будто оторвал его от прицела, и зенитчик, падая, резко взмахнул руками. Еще орудие и еще наводчик. Фельдфебель. Он лихорадочно крутит маховички, его лопатки под курткой шевелятся. Но вот и его настиг колючий пунктирчик, фельдфебель дернулся на сиденье и успокоился, запрокинув лицо. И руки его упали.

С крыши бункера пушки уже не стреляли. Массивные их стволы замерли, как театральная декорация на фоне полуразрушенных зданий. Одна из пушек была отмечена намалеванными на стволе шестнадцатью белыми кольцами — очевидно, по количеству сбитых самолетов. Она уткнулась в небо, словно палец мертвеца...

Пулеметы, прерывисто лаявшие с нашего чердака, — он вспорот снарядами! — затихают один за другим. Можно и осмотреться.

— Все живы, хлопцы?

Все, кто был рядом со мной, уцелели. А на некотором удалении, где разорвался немецкий снаряд, лежал у разбитого ручного пулемета молоденький солдат в пятнистом маскировочном костюме. Каска, сорванная с головы, откатилась, русые волосы рассыпались, белая шея аккуратно подбрита, видимо, незадолго до этого боя парень подстригся. Белела полоска крепких молодых зубов.

Красивый был парень...

Несколько секунд я не мог ничего сказать. Потом спросил:

— А где второй номер?

— По-видимому, разорвало. А может, взрывом сбросило с чердака...