Как я мог её не заметить? Корпус бомбы размером и формой напоминал фунтовую банку кофе и был выкрашен в яркий жёлтый цвет, как у бабочки. С одного конца торчало жестяное оперение, указывающее на меня в обвинительной манере. Мы нечасто находили эти штуки, потому что они редко не срабатывали. Большая часть этих кассетных боеприпасов взрывались после сброса. Нам говорили, что неразорвавшиеся бомбы могут сработать и позже, вследствие обычной вибрации земли или изменений температуры от восхода и захода солнца. Теперь у меня было ощущение, что эта штука такая темпераментная, что может взорваться оттого, что я на неё не так посмотрю. Некоторые из них начинялись шариками от подшипников. Другие были набиты сотнями или даже тысячами маленьких стальных стрелок длиной в дюйм. Что хуже, иметь эту штуковину в одном футе от моих яиц или в двух футах от лица? За что мне хвататься, если она начнёт дымиться или взрываться? Я осторожно отошёл и предупредил остальных. У меня не хватило духу положить на неё даже клочок туалетной бумаги в знак предупреждения.
Пройдя ещё километр, мы остановились на ночь. Что за день! Я нашёл подземный схрон с рисом, взорвал его, сел на бомбу-бабочку, меня чуть не подорвали «клаймором», я видел, как двух солдат убило взрывом мины-ловушки. В эту ночь запись в моём дневнике начиналась не с даты, как обычно. У неё был заголовок: «День, который я запомню навсегда». Просто и плоско, пожалуй, но зато точно выражает то, что я чувствовал.
На следующее утро с первыми проблесками рассвета мы вышли к ближайшей зоне посадки, откуда нас доставили обратно в Лай Кхе. В расположении роты нас первым делом построили для пересчёта. Во время построения примерно дюжину из нас вызвали по именам и приказали выйти из строя. Среди вызванных оказались Джилберт, Киркпатрик, Сиверинг и я. Затем состоялась короткая неформальная церемония. Они проводились каждые два месяца, когда ротный клерк приводил бумаги в порядок. Нам всем вручили значки боевого пехотинца. Эта награда вручалась тем военнослужащим, которые служили в пехоте в зоне боевых действий и продержались хотя бы месяц. Мы все считали, что это знак воина и с удовольствием носили его, когда находились в Лай Кхе в смешанном коллективе с тыловиками. На самом деле ношение значка было военным снобизмом — мы все считали себя выше тех, кто никогда не выбирался в джунгли. В то же время мы не задумывались над фактом, что без тыловых войск мы бы не прожили. Они доставляли нам нашу еду, содержали магазины, позволяли вертолётам летать, служили в военном госпитале и многое другое. Без них наша жизнь стала бы невообразимо суровой.
Хотя, получив значок, я чувствовал себя особенным, в душе я знал, что во Вьетнаме есть множество мест для службы хуже моего. Я уже понял, что к ним относятся все места в бронетехнике и вертолётах. Я не уверен, что смог бы занят эти должности, не заработав постепенно нервное расстройство. Мне не хотелось оказаться разорванным на части осколками внутри бронетранспортёра или разбиться насмерть вместе с вертолётом. Я был уверен, что оба этих сценария были более ужасны, чем погибнуть от пуль. С моим воображением психологическая ноша осознания, что в любой момент без предупреждения меня могут внезапно сбить или подорвать, была бы слишком тяжкой.
После церемонии Шарп объявил мне, что я теперь становлюсь помощником пулемётчика. Хейт, наш пулемётчик, теперь всё время должен был находиться в тылу. Его командировка почти закончилась, и командование не хотело, чтобы кого-нибудь убило в последнюю минуту. Новым пулемётчиком стал Джилберт. Смиттерс, последний по старшинству, занимал моё место подносчика боеприпасов.
Как я думаю, это должно было настроить меня когда-нибудь самому стать пулемётчиком. Все пулемётчики и их помощники провели во Вьетнаме дольше меня и после их отъезда домой, если они доживут, должны были освобождаться места. Популярная теория или легенда говорила, что пулемётные команды в боевых условиях имеют меньший период полураспада, потому что они производят столь легко узнаваемый шум и выпускают такую тучу пуль, что враги будут стрелять по ним в первую очередь.
В Штатах я проходил огневую подготовку с полудюжиной, или около того, видов оружия. Как ни странно, но М-60 стал единственным, по которому я так и не смог получить «эксперта», высшую степень.
Мне запомнилось, что во время обучения, если вас спрашивают, что у вас за оружие, нельзя было называть его «пулемёт» или М-60 или как-нибудь ещё. Надо было отвечать, что это «оружие непрерывного огня, калибра 7.62 мм, казнозарядное, с ленточным питанием, с автоматикой на основе отвода пороховых газов, воздушного охлаждения, на сошках». Эта цепочка слов поражала меня своим безнадёжным педантизмом и казалась забавной. Видимо, потому я её и запомнил.
Читать дальше