Брайан Кастнер - Долгая прогулка

Возможно, он прав. Возможно, мой выбор всегда был неправильным. Я знал, что делаю. Я знал, чего хочу.

А теперь пришло время платить по счетам. Я не могу больше так жить.

Я не могу жить с этим всю жизнь. Всю оставшуюся жизнь. С ощущением Безумия.

Что-то должно поменяться.

Это должно закончиться.

Я не помню, в какой момент мы поняли, что их было шесть. Может быть, не стоило удивляться, после того как накануне мы наткнулись на якобы несуществующую фабрику СФЗ. Но я падал с ног от усталости и, чтобы не заснуть, жадно отхлебывал кофе из огромной походной кружки, раскрашенной в цвета камуфляжа пустыни; поэтому, когда поступил первый вызов, я, не придав ему особого значения, отправил команду на задание, будто речь шла о проверке очередного подозрительного мусорного пакета или кучи мусора, какие встречались на дорогах Ирака на каждом шагу.

На этот раз, однако, все было не так просто. Через пять минут после первого вызова поступил второй. Потом еще один. Мы вышли из ангара и увидели три столба черного дыма над центром города. Прежде чем мы успели забежать обратно в ангар, чтобы ответить на очередной телефонный звонок, в небо взмыл четвертый столб дыма. Через пятнадцать минут их было уже пять. А всего бомбы были заложены в шесть легковых машин в разных частях города. Позже, вспоминая этот день, мы называли его днем шести заминированных легковушек.

Одна группа во главе с Кастельманом направилась к зданию местного отделения Союза патриотов Курдистана, возле которого прогремел первый взрыв; я со второй вышел через пять минут после них. Двумя группами мы быстро перебирались от одного места взрыва к другому, от одного облака дыма к другому. Везде нужно было пересчитать трупы, собрать вещественные доказательства, «зачистить» место происшествия, ликвидировать оставшиеся источники опасности. В основном мы занимались подсчетом трупов.

Юбэнк, Митчел, Крисп и я отправились на место второго взрыва, который был устроен возле детского сада для курдских детей-калек. Трудно поверить, правда? Думаете, я все это придумал? Воспользовался стереотипным представлением о самой ужасной цели террориста-смертника, севшего за руль начиненного взрывчаткой автомобиля? Если бы. Около девяти утра глинобитную стену, окружавшую двор детского сада, протаранил фиолетовый «опель», который взорвался тут же на игровой площадке. Мы приехали осмотреть место происшествия.

Смотреть, в общем-то, было не на что. Дымящийся обгоревший остов легковой машины, блок цилиндров, пробивший стену здания детского сада. Толпа истошно вопящих людей (такие толпы будут сопутствовать нам до конца дня) быстро поредела, после того как увезли большую часть останков. Две одичавшие облезлые собаки обгладывали то немногое, что осталось. В тот день нам предстояло разобраться еще с четырьмя автомобильными бомбами. Мы постарались всё побыстрее закончить.

Холодный серый зимний день в восточной части штата Вашингтон. Мы с Джимбо бежим по безлюдной дорожке вдоль речки мимо куч плавника, которым зимой усеян весь берег, мимо нагромождений поваленных деревьев и каменных валунов. Мы оба — офицеры запаса и инструкторы по подрывному делу: работаем в паре, без конца разъезжаем по стране, переключаясь с одной группы саперов на другую, так что наша жизнь — это сплошные командировки и преподавание. Я бегаю, чтобы забыть о своем Безумии, а Джимбо составляет мне компанию, за что я ему очень признателен. Но сегодня у меня нестерпимо болит колено, легкие разрываются на части, и я не могу бежать в таком темпе, при котором Безумие перестает о себе напоминать. Поэтому Джимбо бежит впереди, а Рики — сегодня он тоже с нами — держится у меня за спиной и подгоняет меня, так что я бегу не останавливаясь, хотя и медленнее, чем обычно.

— Докуда ты хочешь добежать сегодня? — спрашивает Рики.

— Я хочу пробежать шесть миль, то есть 10 километров. Как полагаешь, получится? — отвечаю я, тяжело дыша и корчась от боли. Колено продолжает протестовать, но, по крайней мере, эта боль занимает все мои мысли.

— Хорошо бы. Надеюсь, успеем, — говорит Рики.

Мы прибавляем темп, огибаем темные округлые холмы, пробегаем под мостом старой заброшенной железной дороги, бежим вдоль реки, поднявшейся после оттепели. Но я начинаю прихрамывать, и мой шаг снова замедляется, как я ни стараюсь игнорировать боль в связке под коленной чашечкой. Рики смотрит на часы.