Кожинов заметил, что в лирике Тютчева — обилие форм первого лица множественного лица, либо второго лица, как множественного, так и единственного, заменяющие по сути лирическое «я» [2] Кожинов В. Слово к читателю.//Федор Тютчев. Полное собрание сочинений в стихах и прозе. М.: Вече, 2000. С. 16–17.
:
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Не то, что мните вы, природа…
Мужайтесь, о други, боритесь прилежно…
Здесь приемы ораторского искусства, и употребление архаизмов как прием новаторский, о чем писали еще Тынянов и Эйхенбаум [3] Ср. Тынянов Ю. Тютчев и Гейне. Вопрос о Тютчеве. // Поэтика. История литературы. Кино. М., Наука, 1977. сс. 37, 48–51; Эйхенбаум Б. Пушкин, Тютчев, Лермонтов // Мелодика русского лирического стиха. // О поэзии. Л., Советский писатель, 1969, с. 400.
. Кроме того, следует отметить, что о замене местоимений первого лица единственного числа в лирической поэзии, местоимениями второго лица на примере анализа лирики Пушкина впервые показали Якобсон, Гуковский на примере анализа лирики В. Жуковского, а Ю. М. Лотман проанализировал лирику Тютчева, назвав это «подменой адресанта адресатом» [4] Лотман Ю. М. Заметки по поэтике Тютчева. // О Поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 556. Роль личных местоимений в структуре поэтического текста у Пушкина проанализирована Р. Якобсоном: Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Poetyca. Warszawa, 1961., P. 405–409); Гуковским Г. А.: Пушкин и русские романтики. М.: 1965, 66–67, и Ю. Лотманом: Заметки по поэтике Тютчева. // О Поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 553–554.
.
По тонкому наблюдению Ю. Тынянова, обратившись к отрывку, фрагменту, Тютчев создал новую законченную форму — философскую элегию [5] Ср. Тынянов Ю. Вопрос о Тютчеве // Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977, с. 51.
.
Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник;
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
Используя образ, заимствованный у столь почитаемого поэтом французского философа Паскаля: «Человек — мыслящий тростник», Тютчев развивает эту аналогию в противоположном направлении, как бы двигаясь назад к природе, и строя стихотворение на риторических вопросах, одном из приемов ораторского искусства, показывает причину этого разлада. Тончайший лирик Тютчев — один из самых самобытных и глубоких русских философов. Однако, как писал И. С. Аксаков, первый биограф поэта, у Тютчева была «не то, что мыслящая поэзия, а поэтическая мысль» [6] Аксаков И. С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886, с. 107.
. Поэзия Тютчева — это музыка «мыслящего тростника», такое сочетание высокой философии, ораторского искусства с магией, что отделить одно от другого и разложить на голоса просто невозможно. Как заметил Б. Козырев, ученый-физик, всю свою жизнь посвятивший настолько глубокому изучению поэзии Тютчева, что многие из его тонких и точных наблюдений были взяты на вооружение профессиональными литературоведами, творчество Тютчева, развивавшееся в соответствии с духовной эволюцией поэта, делится на два главных периода. Первый из них можно условно назвать пантеистическим, дохристианским, эллинским, когда поэт находился под влиянием древнегреческих философов так называемой милетской школы Фалеса и Анаксимандра, выстраивая космогонический миф бытия по формуле «Хаос — Бездна — Беспредельное» [7] Козырев Б. М. Из третьего письма /Письма о Тютчеве. // Ф. И. Тютчев. Литературное наследство. T. 1. М.: Наука, 1988. С. 98–99.
. Поклоняясь стихии воды и отрицая стихию огня, Тютчев создал удивительно осязаемые образы стихий и природы:
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами.
Настанет ночь — и звучными волнами
Стихия бьёт о берег свой.
То глас её: он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебной ожил чёлн.
Прилив растёт и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звёздной,
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Читать дальше