Броскость зооморфной и демонологической метафорики при описании производственного процесса и аварии недвусмысленно отсылает нас к ускоренному силой пара переходу организации труда от мануфактуры к фабрике в «Капитале» Карла Маркса 40 40 Отличное знание Маркса Платоновым подчеркивал его друг и ментор, партийный функционер Георгий Литвин-Молотов, когда в 1920 году рекомендовал его в коммунистическую партию. – Ласунский О. Житель родного города. Воронежские годы Андрея Платонова, 1899–1926. Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2007. С. 152.
.
В расчлененной системе рабочих машин, получающих свое движение через посредство передаточных механизмов от одного центрального автомата, машинное производство приобретает свой наиболее развитый вид. На место отдельной машины приходит это механическое чудовище, тело которого занимает целые фабричные здания и демоническая сила которого, сначала скрытая в почти торжественно-размеренных движениях его исполинских членов, прорывается в лихорадочно-бешеной пляске его бесчисленных собственно рабочих органов 41 41 Маркс К. Капитал. Критика политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 23. М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. C. 393.
.
Адские условия механизированного производственного процесса, риторически нагнетаемые Марксом, также охотно использовались пропагандистами электрификации в качестве негативной проекции, чтобы наглядно продемонстрировать преимущества электричества в сравнении с силой пара. Как пишет Хельмут Летен в отношении «Рабочего» (1932) Эрнста Юнгера, он один из первых писателей, который в своем анализе общества выдвигает в центр модель электрической сети – не впадая в культурно-критические ламентации. «Паровая машина», как модель психологически ориентированной литературы XIX века, устраняется 42 42 Lethen H. Die elektrische Flosse des Leviathan. Ernst Jüngers Elektrizität // Emmerich W. (Hg.) Der Technik-Diskurs in der Hitler-Stalin Ära. Stuttgart: Metzler, 1995. S. 15–27, 24.
. В платоновском «Очередном» это устранение прочерчивается уже тем, что электричество выступает здесь как модель чувственно-физиологически ориентированной литературы. Погибший от взрыва напарник Ваня введен в рассказ с полуобнаженным телом как радостный «слушатель» рабочего процесса: «Полуголые, мы хохотали и обливались водой, рассказывали, думали – и слушали нескончаемую, глухую, связавшую начало с концом песнь машин…» 43 43 Платонов А. Очередной. С. 138.
Тем самым на медийно-семантическом уровне рассказа визуально коннотированный взрыв пара противостоит акустически коннотированному электрическому замыканию – именно такое развитие Маршалл Маклюэн констатировал для распространения радио. «Власть радио вернуть людей в племенное сообщество равносильна почти мгновенному обращению индивидуализма в коллективизм» 44 44 McLuhan M. Die magischen Kanäle (Understanding Media). Düsseldorf: Econ, 1970. S. 331.
. Схожее развитие отражается на уровне повествовательной техники и в «Очередном» : слушая шум электромотора, рассказчик растворяется в производственном процессе; но стоит электричеству смолкнуть, как из полифонии коллективного рабочего процесса выступает индивидуальный рассказчик 45 45 Смена буржуазного индивидуума социальным типом рабочего – один из центральных ходов мысли в «Рабочем» Юнгера: «Индивидуум, чтобы утвердить идентичность собственного Я, склоняется к ценностям, которые его отличают, – то есть к своей индивидуальности. Противоположный тип стремится обнаружить признаки, заложенные вне его отдельного существования». – Jünger E. Der Arbeiter. Herrschaft und Gestalt // Jünger E. Sämtliche Werke, Bd. 8. Stuttgart: Klett-Cota, 1981. S. 148. Надиндивидуальность рабочего делает отдельного человека заменимым внутри рабочего процесса, как это изображено в платоновском «Очередном», хотя и с пессимистическим подтекстом. Юнгеровский «Рабочий» оказывается конструктивной рамкой для интерпретации раннесоветского дискурса потому, что речь здесь идет о позднем реимпорте идей Пролеткульта в немецкий национал-большевистский контекст. Многие из основных идей Пролеткульта могут в свою очередь восходить к работе Рихарда Вагнера «Искусство и революция» (1848), русский перевод которой с предисловием наркома образования Анатолия Луначарского вышел в 1918 году.
.
Уже не раз ссылались на то, что лирическая сублимация производственного процесса даже в самых ранних публикациях Пролеткульта сводится к языково-идеологическому созданию коллективного тела. Как подчеркивает Эрик Найман, собственная динамика этой социальной метафоры в итоге моделирует воображение коллективной души и экономики желаний 46 46 Naiman E. Sex in Public: the incarnation of early Soviet ideology. Princeton: Princeton University Press, 1997. P. 73.
.
Читать дальше