Александр Лурье - В ожидании расцвета, или «Апокалипсис – сегодня!»

Основная проблема Васильева и компании, как их поименовали Шелли, «фидорпанков», в том, что они воспринимают самих себя-писателей чересчур всерьез. Может, и мы, критики, в этом виноваты — раздуваем мыльные пузыри, а они потом считают себя «цеппелинами». Я для себя окончательно решил больше не делать рекламу ни Вохе, ни Буркину, ни Головачеву, ни Лукьяненко. Я думаю, что современная российская фантастика — не столько провал в инфантилизм, сколько регрессия, или даже спасительное бегство в доцивилизационное прошлое человечества. Помните «Механическое эго» Каттнера? Вот сейчас и наступило время не для современных сценаристов или тонких интеллектуалов а-ля Дизраэли, а для отпрысков Большой Волосатой (в низах общества) и Елены Глинской (в его верхах).

Дефицит идей, на мой взгляд, связан не только со скудоумием, но и с тем, что питавшая идеологическую грибницу парадигма просто-напросто истощилась. Нечто аналогичное в свое время произошло и с древнерусской культурой; потребовался петровский перелом, чтобы появилась та русская культура и парадигма, которую мы называем классической. Восстановить ее невозможно, как нельзя войти в реку, которая уже пересохла. Не то чтобы она вообще никак не соотносилась с древнерусской культурой (та продолжала существовать на периферии еще около 200 лет, до самого начала 20-го века), но родство уже стало отдаленным. Затем такая же история произошла в момент рождения советской культуры — еще более удаленной от древнерусской и лишь отдаленно похожей на классическую, но, безусловно, наследующую им обеим. На сегодняшний день и советская культура приказала долго жить, и потому никакой, даже самый наиграндиознейший талант не высосет из ее пересохших сосцов ни одной идеи. Любая новая культура рождается большей частью стихийно, еще никому не удавалось родить национальную идею по спецзаказу. Если советскую культуру конструировали, исходя из отталкивания от значительной части культуры классической, то нынешнюю нуворюсскую культуру пытаются слепить из некоего синтеза советской и классической. В результате выходит смесь бульдога с носорогом, ужа с ежом, попугая со сторожевой собакой и, в литературе в особенности, смесь французского с нижегородским. Это не столько рождение Афродиты из морской пены, сколько имитация явления из папье-маше. Как известно, даже если в одной комнате и запереть 9 женщин, то это все равно не сократит срок беременности до 1 месяца. Можно прогнозировать, планировать рождение новой культуры, но ускорить их невозможно, да, думаю, и нежелательно. А пока править бал будут скудоумные.

У меня сложилась своя теория насчет того, почему в России происходит то, что происходит. Как известно, в России никогда не было рабовладельческого общества как такового. То есть, прямо из первобытно-общинного строя она шагнула в феодализм. Думаю, что и феодализм, и, впоследствии, капитализм носили в России общинный характер, весьма отличавшийся от традиционных форм. Это связано с тем что, как я уже писал выше, переходы от Древней Руси к Руси Московской, а далее к Петровской и Советской — происходили не плавно и закономерно, в силу развития исподволь назревавших тенденций, а обвально-катастрофически, огнем и мечом — ввод татаро-монгольского ограниченного контингента в рамках интернациональной помощи, реформация в темпе «аллегро фуриозо», октябрьская революция. Единственное, что связывает эти эпохи, каждая из которых отвергает предшествующую — община.

Советский период занял место недостающего рабовладельческого — множество разнообразных государственных рабов, которым не давали быть даже говорящими орудиями (а многих отучали быть и мыслящими орудиями), наличие права и писаных законов и всепроницающая мощь произвола императора и его сатрапов. Представление о месте жительства если и не как о всей Ойкумене, то, безусловно, ее наиболее ценной и достойной части, соответственное отношение к себе, как представителю этой общности. Жизнь в Империи довольно-таки комфортна, особенно для тех, кто никакой другой не знает и представить себе не может. С того момента, когда империя признает, что у нее есть недостатки, хотя бы и «отдельные», она обречена на крушение. Империя — бог для самой себя, а могут ли быть у Бога недостатки?

Как и в любой империи времен упадка, определенная часть рабов — наиболее образованная — не столько работает, сколько изображает имитацию трудового порыва, а основное время тратит на доступные забавы, рассуждения и злословье. Их кормят — не так чтобы сытно, от пуза, но с голоду никто не мрет и сил философствовать хватает. Они готовы смириться с этой тощей похлебкой при условии, что им предоставят свободу. Увы, «свобода приходит нагой» и таковой остается. К моменту крушения империи на ее просторах оказываются тысячи рабов, колонов и вольноотпущенников, абсолютно свободных от всегои чертовски голодных. Тут-то и вспомнили, что «бытие определяет сознание», и у тех, кто ничем, кроме сознания, похвастаться не могли, бытие изрядно ухудшилось.