Роман Арбитман: "Племя вселенских бродяг", или Кругом одни пришельцы

Итак, враг уже назван авторами, и он вполне конкретен, на него можно указать перстом. А при необходимости — найти его конкретное воплощение в среде самих писателей-фантастов… Кого, скажем, увидел все тот же неутомимый Юрий Медведев? «Двух увидел, состоящих в родстве. Один худой, желчный, точь-в-точь инквизитор (…). Другой (…) стравливатель всех со всеми (…), представитель племени вселенских бродяг…» (повесть «Протей» в том же сборнике «Простая тайна»). «Бродяг» переселили в космос, но интонации все те же. Припоминаете? «Дурную траву — с поля вон», «Беспачпортные бродяги», «безродные космополиты»… это из прелюдии к «делу врачей». Интересно, какие же это родственники-вредители здесь имеются в виду? Пока соображаем, нам вновь напоминают о «некой безродности», до сих пор «не изжитой», чтобы задаться вопросом: «какие последствия имело для культуры и быта коренного населения России переселение из-за черты оседлости сотен тысяч евреев?» Последствия, разумеется, самые пагубные. Катастрофические. И в качестве примера то ли «безродности», то ли «последствий для культуры и быта» приводится роман двух родственников, точнее братьев даже — братьев Стругацких «Град обреченный», в основе которого, оказывается, «жгучий комплекс неполноценности» (из статьи «Анатомия тупика» А. Бушкова — «Кубань», 1990, № 2). Готово — враг опознан. Еще два-три штриха. Этим врагам раз плюнуть «оскорбить святыню или воды холодной брату своему, стоящему перед образом, плеснуть» (из статьи Л. Барановой-Гонченко, «Лит. Россия», 1898, № 52; очень впечатляюще — так и видишь, как один брат другого водичкой поливает, пока тот поклоны бьет…). Они, «позабыв о читателе, решили совершить некое магическое действо для изничтожения зловещего арийско-славянского фантома», демонстрируя «накал злобы по отношению к „почвенникам“, „широким славянским натурам“», — пишет критик (и одновременно сам автор-фантаст) Сергей Плеханов о недавней повести Стругацких («Лит. газета», 1989, 24 марта). А некто Кирилл Питорин в коричневом журнальчике «Вече», выходящем в Мюнхене (№ 34, 1989), как бы наносит завершающий мазок, с одобрением комментируя статью С. Плеханова: «Дело дошло до того, что даже „Литературная газета“ (…) устами одного из критиков вынуждена была выразить порицание „фантастическим“ русофобам, очень популярным в кругах еврейской образованщины, братьям Стругацким…»

Чем дальше читаешь подобные инвективы, тем менее возникает желания возражать всерьез, подыскивать какие-то контраргументы, убеждать в неправоте. Понимаешь, наконец, что для большинства отыскивающих корни «безродности» в фантастике Стругацких, упрекающих в «накале злобы» и прочих грехах, не это предмет обиды. Обижает другое — о чем простодушно проговорился «патриот» из «Вече», употребив слова «очень популярные». Всего два слова — но их так не хватает всем обличителям «фантастических русофобов» вместе взятым, при всех их попытках ущучить «вселенских бродяг», «черноглазых мудрецов» и прочих выведенных в космос «космополитов». Одна надежда: приобщиться к чужой популярности хотя бы таким, неумирающим способом.

Что ж, воистину, — каждому свое.