Array Коллектив авторов - Сюрреализм. Воззвания и трактаты международного движения с 1920-х годов до наших дней

В жалобах г-жи Чаплин можно выделить пять главных доводов: 1) эту даму совратили; 2) обольститель заставлял её избавиться от ребёнка; 3) на брак он пошёл лишь по принуждению, под давлением и уже с намерением развестись; 4) с этой целью он, следуя загодя составленному плану, обходился с ней оскорбительно и жестоко; 5) обоснованность этих обвинений доказывается уже самим аморальным характером повседневных высказываний Чарли Чаплина и его весьма абстрактным представлением обо всём, что только есть на свете самого святого.

Преступность совращения установить обычно довольно сложно, поскольку основной составляющей подобного преступления является собственно факт соблазна. Такое злодеяние, на которое согласны обе стороны, а отвечать приходится лишь одной, осложняется ещё и тем, что доказать, какую роль сыграла инициатива и провокация со стороны самой жертвы , решительно невозможно. Но в данном случае чистой душе повезло, и раз уж соблазнитель не собирался играть с ней идеальной свадьбы, в итоге она своей бесхитростностью возобладала над этим дьявольским существом. Можно только поразиться такому упорству и даже упрямству со стороны столь юного и беззащитного создания. Если, конечно, она не решила, что единственная возможность стать женой Чарли Чаплина – это сначала переспать с ним, а потом… ах, нет, не будем о совращении, это целое дело, и какое запутанное, её почти бросили, беременную.

И вот тогда‑то, подталкиваемая к операции, которую сама она называет преступной , несчастная будущая мать в момент бракосочетания отказывается от неё по причинам, к которым стоит присмотреться внимательнее. Она жалуется, что её состояние стало достоянием общественности – и что жених приложил к этому все мыслимые усилия. Очевидное противоречие: кому на руку подобная публичность; кто отказывается от единственной возможности воспрепятствовать тому, что в Калифорнии считается скандальным? Но теперь сила на стороне жертвы, она может повторять во всеуслышание, что её заставляли сделать аборт. Вот что становится решающим аргументом – а не слово преступника, причастного к акту, нарушающему все общественные, законные и моральные установления и уже потому отвратительному, ужасающему и противному инстинктам матери (жалобщицы) и её чувству материнского долга защищать и сохранять , – причём из слов Чарли Чаплина как раз не забыто ни одно. Всё записано, фразы, произносившиеся наедине, обстоятельства, порой даже даты, с того самого дня, когда будущая г-жа Чаплин решила поставить во главу угла свои инстинкты , превратить себя в памятник нормальности: пусть и вне уз законного брака, она продолжила – подчёркивается в иске – любить своего жениха несмотря на его возмутительные предложения, и вот она уже становится шпионом в семейном алькове, ведущим свой жертвенный дневник, дотошно подсчитывая пролитые слезы. Третий упрёк, который она обращает своему мужу, не касается ли он её в первую очередь? Не вступила ли она сама в брак с твёрдым намерением выйти из него – но уже с солидным состоянием и положением в обществе? А четвёртый пункт обвинения – то обращение, которое пришлось сносить г-же Чаплин в браке: если рассмотреть его детально, является ли оно результатом попыток Чарли Чаплина довести её до отчаяния или же, скорее, естественным следствием каждодневного поведения женщины, коллекционирующей оскорбления, вызывающей и смакующей их? Отметим походя зияющую лакуну в её изложении: г-жа Чаплин забывает упомянуть о точной дате, с которой она перестала любить мужа. Но, может статься, она любит его до сих пор.

В подтверждение своих слов и как допустимые доказательства плана, изложенного в тексте жалобы, она приводит высказывания Чарли Чаплина, услышав которые, добропорядочный американский судья не способен воспринять ответчика иначе, как домашнего тирана и Отъявленного Злодея, а не нормального человека. Коварство этого манёвра, его действенность всем очевидны. И вот уже взгляды Шарло, как его называют во Франции, и по самым жгучим вопросам, брошены нам в лицо самым неприглядным образом, каковой неизбежно проливает особый свет на мораль тех фильмов, что так волновали, так почти безраздельно занимали нас в своё время. Это тенденциозное изложение – вполне в духе того неусыпного надзора, которым американская публика окружает своих любимцев и который, как мы видели на примере Фатти Арбакла 1 , может в один миг уничтожить человека. Наша добронравная супруга разыграла эту карту – однако её откровения привели к самым непредвиденным последствиям. Безмозглая корова возомнила, что разоблачает мужа – но она лишь доказала нам величие человеческого духа, который, с непревзойдёнными ясностью и точностью провидев самые смертные грехи того общества, на жизнь в котором он был обречён со всем своим гением, сумел дать своей мысли столь совершенное, живое и верное выражение – и юмор, мощь и лиризм (если одним словом) этого выражения внезапно приобретают у нас на глазах невиданную резкость в свете крошечного буржуазного фонарика, которым размахивает у него над головой эта дрянь, из тех, что по всему свету превращаются в хороших матерей, сестёр и супруг – зараз, паразитирующих на всяком мыслимом чувстве и любой возможной любви.