Николай Воронов - Падение стихотворной формы в новейшей русской литературе

Выработать стих до такой степени легкости, чтобы он стал доступным большинству, есть дело даровитых писателей, но не метроманов. Их обязанность петь с чужого голоса, приправляя его собственным, невыработанным и хриплым, им нужен непременно вожатый или регент, без которого они будут молчать. Но если подобный вожатый явился, метромания начинает обнаруживаться, усиливаясь более и более по мере появления даровитых писателей, облегчающих механизм стиха. Так что после всякого гениального поэта количество и деятельность метроманов чрезвычайно увеличивается, они подхватывают каждый мотив его и разнообразят на тысячи ладов, пока, наконец, не опошлят до крайности. Далее, в первое время подражательных литератур, когда еще мало словесных произведений, а в обществе уже явилась маленькая охота к чтению, метроманы имеют большой успех и многим из них удается приобрести громкую известность. Вкус читающего общества, еще не очищенный художественными созданиями и здравыми суждениями критики, принимают всякие стихи за поэзию, между тем как в подобное время писать стихи легче всякого другого занятия по литературе. Вследствие этого появляются самые отъявленные метроманы, производящие огромное количество стихов, которые, однако ж, потребляются и доставляют славу своим производителям. Но наступает период более зрелой литературы: общество уже несколько ознакомилось с искусством с помощью образцовых произведений даровитых писателей и усвоило некоторые положения здравой критики. Его уже трудно занять стихотворной безделкой, оно привыкло ко всякого рода стихотворениям и успело утомиться их изобилием. А между тем и сочинять стихи сделалось искусством менее легким вследствие появления прекрасных стихов талантливых писателей: общество тотчас отвергнет худосплетенные вирши, и метроман, не одаренный, по крайней мере, способностью писать гладкие стихи, в подобный момент состояния литературы избегает гласности, боясь быть предану на посмеяние. Таким образом, наступает второй период метромании, требующий уже небольшого таланта и умения подделаться на вкус читающего общества. Наконец, читающая публика достигает до той степени развития, когда от всякого литературного произведения требуется более содержания, нежели формы. Пора художественного сочетания этих двух существенных сторон всякого произведения еще не наступила, но общество успело перейти в крайность, противоположную прежней: там оно не видело ничего из-за формы, здесь гонит всякую изысканную форму, требуя содержания и содержания, для метроманов наступает время всеобщего гонения, и только смелые из них выступают гласно во имя искусства. Остальные обделывают свои стихи тайно, прочитывая их в дружеском кружке и всегда с предисловием, в котором заключаются нападки на испортившийся вкус публики. И слыша все меньше и меньше голосов в свою пользу, они делаются менее производительными, более скромными, хотя и не расстаются совершенно с грешками своей страсти.

Таким образом, бывает три главных степени метромании, зависящие от состояния образованности читающего общества. Что же касается этой страсти по отношению ее к самим метроманам, то можно разделить ее на два главных вида: метроманию по обязанности и метроманию по призванию. Эти два вида в отношении к трем вышепоказанным степеням находятся в обратном отношении. Метромания по обязанности является преобладающей в первом периоде, когда каждый даровитый писатель, угождая вкусу публики, должен порою являться метроманом; во втором периоде она значительно слабеет и почти исчезает в третьем, тогда как метромания по призванию постепенно и постоянно усиливается, наконец, в третьем периоде принуждена выдерживать борьбу, которая оканчивается падением стихотворства. Здесь дело метроманов возбуждает участие: к их прежним страданиям присоединяется новое, именно: их служение отвергнуто обществом. Для них остается одно: защита, одна надежда – это сама поэзия, во имя которой беспрестанно слышатся их жалобы на холодный, бесчувственный век, будто бы отвергнувший вдохновение. Эти жалобы льются у них прямо из сердца. И как не простить их маленького заблуждения, столь искреннего! И как не сочувствовать их положению, столь безотрадному! Если общество только подшучивало над метроманами, когда дело их казалось еще успешным, то, когда оно проиграно, следует, без сомнения, оставить насмешки и приютить их как побежденного неприятеля. Но это снисхождение должно быть сказано не иначе, как во имя искусства, требующего отбросить всякую личную страсть и служить ему по его же законам.

Читать дальше