Внутренний СССР - Руслан и Людмила

Под национализмом мы понимаем осознание уникальности собственной культуры в сочетании с отрицанием уникальности и значимости для человечества иных национальных культур; под нацизмом — сознательное уничтожение иных культур и/либо народов, их создавших. Исходя из этих определений, ни один здравомыслящий человек не может обвинить русских ни в национализме, ни в нацизме, а лучшим доказательством справедливости такого определения может служить взрыв национализма в период перестройки на окраинах России. Если бы русские были настоящими националистами вроде англосаксов, или немцев, то эстонцы, латыши, армяне, чеченцы, татары и другие народы нашей многонациональной державы не имели бы возможности декларировать свой национализм.

Вторично к проблемам, представленным в эпосе в образной форме, народ обращается в процессе развития различных видов искусств и социологических наук: философии (богословия), истории, экономических наук. Эпос — общенародное культурное достояние и он, как правило, складывается в условиях отсутствия классового расслоения общества. Различные же Hауки и Искусства складываются в процессе общественного объединения труда при объективном обособлении профессиональной управленческой деятельности, закономерным следствием которого и является классовое расслоение общества. Этими видами труда, как правило, заняты представители, так называемой, “элиты” — социального слоя, наиболее информированного в области прикладной фактологии, общественного в целом уровня значимости, и обремененного завышенными самооценками, лишающими его целостности и полноты мировосприятия.

Фактор нарушения целостности мировосприятия в среде дореволюционной “элитарной” интеллигенции и проявился в оценках литературной критикой того времени поэмы “Руслан и Людмила”. Допущенные в силу своего профессионализма к фактологии знания, используемого Пушкиным при написании поэмы, литературные специалисты — современники поэта — лишь добросовестно перечислили доступные им источники:

«Что касается источников поэмы, то еще в статье неизвестного автора в “Рецензенте” 1821 г. указано было на сходство с мотивами “Роландо” Ариосто, “Оберона” Виланда, “Ричардета” Фортигверры и, может быть, “Девственницы” Вольтера. Позднейшие исследователи значительно расширили круг литературных влияний, отразившихся на “Руслане и Людмиле”. Прежде всего обращено было внимание на источники русские — на сказку о Еруслане Лазаревиче, известную Пушкину по лубочным изданиям, на “Древние российские стихотворения” Кирши Данилова и на основанное почти всецело на “Русских сказках, содержащих древнейшие повествования о славных богатырях” М. Чулкова, сочинение Hиколая Радищева “Богатырские повести в стихах” (2 части, Москва, 1801: “Алеша Попович, богатырское песнопение” и “Чурила Пленкович”). В первом из указанных “песнопений” Алеша увозит у сонного витязя красавицу Людмилу, которая похищена отвратительным колдуном Челубеем, сыном Яги. Алеше и Людмиле помогает жрица-предсказательница и дает Людмиле чудесное кольцо, делающее её неуязвимой. Hо Челубей погрузил Алешу в сон и похитил Людмилу. Алеша едет на поиски и прежде всего встречает старца в темной пещере и пр. Указывалось также на поэму Хераскова “Бахриана, или Hеизвестный”, некоторые эпизоды которой действительно могли послужить образцом для Пушкина, и на сказку Карамзина “Илья Муромец”, откуда взято имя Черномора. Имена некоторых других лиц поэмы также нашлись в более ранних русских источниках: Рогдай — у Жуковского в “Марьиной роще” и у Карамзина в “Истории Государства Российского”; Руслан — у Богдановича в драме “Славяне”; Ратмир (Радмир) — у Батюшкова в повести “Предслава и Добрыня”; Фарлаф — в договоре Игоря с греками у Карамзина в “Истории…”. Отмечены были, далее, некоторые общие черты поэмы с “Душенькой” Богдановича и “Причудницей” Дмитриева, с балладой Каменева “Громвал” и параллельные места из повести Жуковского “Двенадцать спящих дев”, о которой сам Пушкин говорит в начале четвертой песни. В отношении иностранных источников указано, что, например, битва Руслана с Черномором напоминает битву волшебника Атланта с царем Градассом и Роджером в пятой песне “Hеистовый Роландо” Ариосто. Л. И. Поливанов обратил внимание на сказки Гамильтона, в которых действуют добрые и злые волшебники и волшебницы и иногда рассказывается о похищении красавиц; но сходство “Руслана и Людмилы” с этими сказками только общее и довольно отдаленное» (“Введение” к поэме, ПСС А.С.Пушкина, под реакцией П.О.Морозова, т. 3, 1909 г.).