Лео Яковлев - Достоевский - призраки, фобии, химеры (заметки читателя).

«Но может ли семинарист быть демократом, даже если б захотел того?»

«Образование начинается лишь тоже с известной густоты населения. Да и вся цивилизация. Тут должны быть твердые научные правила. Но способствует и характер народа: у немцев прежде образование, а потом уже политическая мысль, а у русских наоборот».

«Начинается этот зуд разврата».

«Война есть повод массе уважать себя, призыв массы к величайшим общим делам и к участию в них. Вы другого образа участия масс на равной ноге с интеллигенцией (управляющей массой по праву) не найдете для высших дел (для участия в высших делах). Кроме войны — везде царствуют ум, наука, сметка, талант, а масса беспрекословно должна слушаться, то есть жертвовать своей инициативой. Война вдруг выводит всех — и уже не интеллигенцией, а великодушием».

«Умирать вместе — это соединяет».

«Я вас не считаю честным литератором, г-н Суворин».

«Тургеневу недостает знания русской жизни вообще. А народную он узнал раз от того дворового лакея, с которым ходил на охоту («Записки охотника»), а больше не знал ничего».

«Для себя, свои права; для людей, права людей. В этом разница между словом Христа и словом социализма».

«К тому же жить так мало — вдруг все исчезнет!»

«А пойдут все брат на брата, а раздором лишь укореняется идея. Чем так твердо укрепилось лютеранство и разные секты в Европе, — тем что за них была кровь пролита».

«Насчет цензуры — три вещи запретить, остальные запрещать опасно и невыгодно».

«…лишение свободы есть самое страшное истязание, которое почти не может переносить человек… Вот на этом принципе и должна быть построена система наказаний, а не на принципе истязаний».

«Покоя нет. Будущность чревата. Что-то недоделанное в мире».

«Война, мечи расковать на орала. Ложная мысль. Загниет человечество в этаком мире. Надобен мир по-иному — Христов».

«До Христа и не перестанет война, это предсказано».

«Не могу представить сатану».

«У Иова: это потому, что дал Ты ему. Не слыхали ль вы этот голос, господа? Не раздается ли он и теперь. Социализм, Прудон. Какой вековечный голос!»

«Писатели-аристократы, писатели-проприетеры [собственники]. Лев Толстой и Тургенев — проприетеры».

«…общество имеет предел своей деятельности, тот забор, о который оно наткнется и остановится, этот забор есть нравственное состояние общества, крепко соединенное с социальным устройством его, способствующим делу».

«Но как странно: мы, может быть, видим Шекспира. А он ездит в извозчиках, это, может быть, Рафаэль, а он в кузнецах, это актер, а он пашет землю. Неужели только маленькая верхушечка людей проявляется, а остальные гибнут (податное сословие для подготовки культурного слоя). Какой вековечный вопрос, и, однако, он во что бы то ни стало должен быть разрешен».

«Лермонтов, дурное лицо, в зеркало. Байрон — жалкая хромоножка».

«Почему не кликнуть клич вновь по земле в память великого русского человека Александра Пушкина».

«…тут совсем не о акционерах дело, а просто о нескольких торжествующих жидах, христианских и нехристианских, вот этих-то я не могу перенести, и мне грустно».

«Нет такого прекрасного, чтоб не нашлось еще прекраснее, и нет такого дрянного, чтобы не нашлось еще дряннее».

«Я принадлежу частию не столько к убеждениям славянофильским, вернее, к православным, то есть к убеждениям крестьянским, то есть к христианским. Я не разделяю их вполне — их предрассудков и невежества не люблю, но люблю сердце их и все то, что они любят. Еще в каторге».

«Мы неограниченная монархия и, может быть, всех свободнее; таких народов (то есть сходных), как мы, только три. При таком могуществе императора — мы не можем не быть свободны».

«Безмерное самолюбие и самомнение не есть признак чувства собственного достоинства».

«Граф Лев Толстой — конфетный талант и всем по плечу».

«…хотя коммунизм наверно будет и восторжествует, но мигом провалится».

«Ничему не удивляться есть уже, разумеется, признак глупости, а не ума».