Владислав Крапивин: Пионерско-готический роман, тинейджеры и "обескураживающие повторы"

Лукавит Р.Арбитман и тогда, когда — вслед за теми же „минпросовскими дамами“ — обвиняет автора в противопоставлении мира детей миру взрослых. Конечно, критику удобно утверждать, что в книгах Крапивина хорошие взрослые — исключение. Такое же, как и плохие дети. Он, видимо, не учитывает, что читатели тоже знают эти книги, и знают неплохо. И видят, что в них немало замечательных отцов и матерей, и педагогов, которые готовы жизнь положить за ребятишек. И что в повестях о „Великом Кристалле“, которые критик бомбардирует с особым энтузиазмом, среди положительных взрослых не только Корнелий Глас и „резвящиеся доктора-профессора“ (я так и не понял, кто это), но и капитан Красс, разрывающийся между воинским долгом и необходимостью помочь мальчишке, и священник, погибший при защите детей от тамошних „сил правопорядка“; и отец Витьки Мохова; и хозяин таверны Кир, ежедневно рискующий жизнью ради спасения незнакомых людей… Кстати, и бургомистр Биркенштакк далеко не злодей: он по-своему болеет за жителей города, поэтому и высылает „опасного“ мальчишку.

С другой стороны, где „преимущества юного возраста“, которые писатель якобы „возвёл в абсолют“? Разве только упомянутые критиком „Садовые тролики“ пребывают среди юных персонажей негативного плана?

Разве не травит целый класс во главе с негодяем Пальчиком маленького Корнелия Гласа? Разве сам этот юный Корнелий — положительное дитя? Разве в окружении Галиена Тукка нет вредных мальчишек?.. И разве Кирилла Векшина не избивают его сверстники-уголовники? И разве маленький Стаська не предаёт Серёжу Каховского?

С туманной многозначительностью г-н Арбитман сообщает:

„Однако когда В. Крапивин, наконец, отдал предпочтение жанру фантастики, полностью переключился на „параллельные миры“, даже самые доброжелательные читатели стали понимать, что здесь не всё так просто и не всё так однозначно, как казалось прежде. Всё куда серьёзнее“.

Что стали понимать „самые доброжелательные читатели“? Они понимают, г-н Арбитман — тоже, а я — нет. Что „всё куда серьёзнее“?

Аж холодок по коже, как при чтении критиков ждановской эпохи. Что такое я написал? Поведут „куда следует“ или ограничатся моральной проработкой?

Но в одном смысле, действительно „всё не так просто, как прежде“. Потому что в фантастических повестях о Кристалле я постарался поднять тему о беззащитности (не исключительности, не агрессивности, а именно беззащитности) детей с аномальными способностями и особыми талантами. Ибо, несмотря на умение окружать себя силовым полем и уходить в иные пространства, они не защищены от социальной косности и от жестокостей окружающего мира. Их дар — не только их достояние, но в то же время их трагедия.

И эта тема — не из одной лишь области фантастики. Мало ли примеров, когда необычный талант ребёнка вызывал неприятие и служил причиной всяких бед? Вся наша педагогика до последнего времени была основана на стремлении заставить школьника быть как все, „не высовываться“.

Способность уйти в иномир не заменит ребёнку родной дом, любящих отца и мать. А у каждого они есть сейчас?

Если критик считает возвращение к этой теме „обескураживающими повторами“, пусть вновь оттачивает перо — от этих проблем я не отступлю.

Обидно только, что всячески изничтожая ненавистного ему Крапивина (а заодно и подвернувшегося под руку начинающего литератора И.Тяглова), критик в сферу своего негодования втягивает совсем ни в чём не виноватых писателей. Ну, за что он обозвал старых наших фантастов (которых любили и любят миллионы читателей) Г.Гребнева и Н.Трублаини авторами „чекистско-фантастических романов“? А маленького Павлика из знаменитой „Тайны двух океанов“ фактически возвёл в ранг нештатного агента НКВД.

Подумать только, Павлик помог разоблачить шпиона Горелова! Как он смел, мальчишка! Ну и что же, что Горелов враг?! Всё равно он — взрослый.

По мнению некоторых блюстителей педагогических норм, дети никогда не должны ни в чём подозревать взрослых и, тем более, вступать с ними в противоборство. Или, по крайней мере, должны сначала спросить разрешения у мамы, у классной руководительницы. А может быть, у критиков, всегда знающих, как должны вести себя в книжках юные герои?

Именно такой этики, если верить г-ну Арбитману, должны придерживаться дети в литературе и в жизни. И писатели, разумеется…

А должны ли придерживаться в своих работах каких-то этических норм сами критики?