Владимир Набоков - Лекции о Дон Кихоте

Давайте припомним все, что нам известно о Дульсинее Тобосской. Мы знаем, что ее имя — романтическое изобретение Дон Кихота, но также знаем от него и его оруженосца, что в селе Тобосо, в нескольких милях от его собственной деревни, живет прототип этой принцессы. Мы знаем, что в реальности этой книги ее зовут Альдонса Лоренсо, и что она пригожая крестьянская девушка, мастерица солить свинину и веять зерно. Это все. Изумрудно-зеленые глаза, которые Дон Кихот приписывает ей из общей со своим создателем любви к зеленому цвету, скорее всего романтический вымысел, как и странное имя. Что нам известно, кроме этого? Описание, которое дает ей Санчо, следует отвергнуть, так как историю о передаче ей письма своего господина он выдумал. Однако он хорошо с ней знаком — это смуглая, высокая, крепкая девушка, с громким голосом и дразнящим смехом. В двадцать пятой главе, перед тем как отправиться к ней с посланием, Санчо описывает ее своему господину: «<���…> и могу сказать, что барру она мечет не хуже самого здоровенного парня изо всей нашей деревни. Девка ой-ой-ой, с ней не шути, и швея, и жница, и в дуду игрица, и за себя постоять мастерица, и любой странствующий или только еще собирающийся странствовать рыцарь, коли она согласится стать его возлюбленной, будет за ней, как за каменной стеной. А уж глотка, мать честная, а уж голосина! <���…> А главное, она совсем не кривляка — вот что дорого, готова к любым услугам, со всеми посмеется и изо всего устроит веселье и потеху».

В конце первой главы мы узнаем, что одно время Дон Кихот был влюблен в Альдонсу Лоренсо — разумеется, платонически, но всякий раз, когда ему случалось проходить по Тобосо, он восхищался этой миловидной девушкой. «И вот она-то и показалась ему достойною титула владычицы его помыслов; и, выбирая для нее имя, которое не слишком резко отличалось бы от ее собственного и в то же время напоминало и приближалось бы к имени какой-нибудь принцессы или знатной сеньоры, положил он назвать ее Дульсинеей Тобосскою, — ибо родом она была из Тобосо, — именем, по его мнению, приятным для слуха, изысканным и глубокомысленным, как и все ранее придуманные им имена». В двадцать пятой главе мы читаем, что он любил ее целых двенадцать лет (теперь ему около пятидесяти), и за все эти двенадцать лет он видел ее только трижды или четырежды и никогда с ней не говорил, и, разумеется, она не замечала его взглядов.

В той же главе он наставляет Санчо: «Так вот, Санчо, в том, что мне надобно от Дульсинеи Тобосской, она не уступит благороднейшей принцессе в мире. Да ведь и не все дамы, которых воспевают поэты и которым они дают имена по своему хотению, существуют в действительности. Неужели ты думаешь, что разные эти Амарилис, Дианы, Сильвии, Филисы, Галатеи, Филиды, коими полны романы, песни, цирюльни, театры, что все они и правда живые существа, возлюбленные тех, которые их славили и славят поныне? Разумеется, что нет, большинство из них выдумали поэты, чтобы было о ком писать стихи и чтобы их самих почитали за влюбленных и за людей, достойных любви. Вот почему мне достаточно воображать и верить, что добрая Альдонса Лоренсо прекрасна и чиста, а до ее рода мне мало нужды, — ведь ей в орден не вступать, значит, и незачем о том справляться, — словом, в моем представлении это благороднейшая принцесса в мире». И Дон Кихот заключает: «Надобно тебе знать, Санчо, если ты только этого еще не знаешь, что более, чем что-либо, возбуждают любовь две вещи, каковы суть великая красота и доброе имя, а Дульсинея имеет право гордиться и тем и другим: в красоте она не имеет соперниц, и лишь у весьма немногих столь же доброе имя, как у нее. Коротко говоря, я полагаю, что все, сказанное мною сейчас, — это сущая правда и что тут нельзя прибавить или убавить ни единого слова, и воображению моему она представляется так, как я того хочу: и в рассуждении красоты, и в рассуждении знатности, и с нею не сравнится Елена, и до нее не поднимется Лукреция и никакая другая из славных женщин протекших столетий, — равной ей не сыщешь ни у греков, ни у латинян, ни у варваров. А люди пусть говорят, что угодно, ибо если невежды станут меня порицать, то строгие судьи меня обелят» {30} .

В ходе безумных приключений нашего рыцаря с его воспоминаниями об Альдонсе Лоренсо что-то происходит, конкретные детали выцветают и образ Альдонсы растворяется в романтическом обобщении, зовущемся Дульсинеей, поэтому в девятой главе второй части, когда в поисках дамы сердца Дон Кихот вместе с Санчо прибывает в Тобосо, он довольно раздраженно заявляет своему оруженосцу: «Послушай, еретик, не говорил ли я тебе много раз, что я никогда не видел несравненную Дульсинею и не переступал порога ее дворца и что я влюбился в нее только по слухам, ибо до меня дошла громкая слава о красоте ее и уме?» Образ Дульсинеи пронизывает всю книгу, но, вопреки ожиданиям, читатель никогда не встретится с ней в Тобосо.