Мария Барр - Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше

В контексте времени слово это имело четкие отсылки к так называемым «компетентным органам». Не случайно, Камил Икрамов, представивший интересную концепцию прочтения романа, как на возможный прототип Воланда указывал на Ягоду. (Икрамов 2003). Именно это он заявил когда-то на премьерных спектаклях «Мастера и Маргариты» в театре на Таганке Вениамину Смехову, блистательно игравшему роль Воланда. Точно подмечает Б. М. Сарнов: ««Не спорю, наши возможности довольно велики, они гораздо больше, чем полагают некоторые, не очень зоркие люди…», - кто это говорит, что это за интонация?» (Сарнов 200: 27). Двусмысленность интонационно-речевых реминисценций и аллюзий, очевидная и ясная современникам Булгакова, не утрачивает свою актуальность и остроту сегодня, но требует уже пояснений. Очень напоминает эта стилистика и эта интонация передовицу с выступлением вождя и отца всех народов. Те же вкрадчивые интонации, те же скрытые угрозы…

Между тем, функция, названная некоторыми исследователями «карательной», что забавно в силу прямой проекции на человеческие действия, есть основная функция данного ведомства. И когда эта функция «работает», авторский голос прорывается в репликах московского гостя и его свиты: иначе как объяснить то обилие афористических и совершенно бесспорных истин, которые назидательным тоном произносит уже в самом начале повествования Воланд. Начиная с «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится» и кончая: «Что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!»? И этот уровень эрудиции, который ставит его над остальными? И эту власть над ходом и расстановкой фигур на доске?

Споры о том, что это за персонаж - Воланд, до сих пор не утихают. Часть исследователей толкует его с христианско-ортодоксической точки зрения как воплощение дьявола, сатаны (А. Кураев, М. Дунаев, М. Ардов и др.). Они же считают, что это роман о дьяволе: «кощунственная Понтиада», «богословско-демонологический роман» (М. Ардов), «грозное предупреждение о всесилии Сатаны» (А. Кураев), «роман о Сатане», «Воланд есть несомненный главный герой произведения, его образ – своего рода энергетический узел всей сложной композиционной структуры» (М. Дунаев). Другие исследователи видят в нем олицетворение идеи справедливости, носителя истины (И. Ф. Бэлза, А. Моргулев, Е. А. Яблоков, А. Зеркалов, Д. Д. Николаев и др.).

Само имя, как известно, является литературным заимствованием из гетевского «Фауста», где оно звучит как Фоланд. Эту характерную особенность выбора имен для инфернальных героев отметила исследователь антропонимикона романа «Мастер и Маргарита» Е. П. Багирова: «Автор предпочитает не выдумывать имена, а отбирать из уже известных, обновляя лишь их звучание: Воланд (Фоланд - Voland), Абадонна (Авадон), Азазелло (Азазел), Гелла (Гелло, Геллия)» (Багирова 2004: 16). И это одно из важных средств камуфлирования прототипов героев. Дело в том, что имя духов зла табуировано вообще для смертных. Поэтому вполне вероятно, что имя Воланда, как и других персонажей, искажено сознательно: вместо латинской V герой пишет на визитной карточке латинсую W.

Л. М. Яновская, точно подмечая сакральную замену имени и отражение этой проблемы в русских переводах «Фауста» пишет: «В переводах «Фауста» на русский язык это имя обыкновенно опускается» (Яновская 1983: 271). То есть, реплика Фроша «Platz! Junker Voland kommt» (дословно: «Прочь! Господин Воланд идет!») переводятся без употребления имени Воланд, одного из имен дьявола в немецкой культуре. Так, Н. Холодковский, чей перевод считается самым точным и лингвистически корректным, дает следующий перевод: «Дорогу! Черт идет!» в одной редакции и «Идет! А кто перечит, тех – за дверь!» в другой. В переводе Б. Пастернака используется в качестве лексической замены имени замены слово дьявол: «Эй, рвань, с дороги свороти, и дайте дьяволу пройти». В переводе Н. Голованова - сатана: «Дорогу чернь! Дорогу сатане!». В переводе А. Фета местоименная замена: «Прочь! Видишь, сам идет!». Это «факультативное» имя заменяется или опускается в русскоязычном тексте совершенно правильно. Оно не имеет точных аналогов в русской культуре и может увести читателя в сложные вопросы ономастики.

Есть и вторая сторона проблемы. Дело в том, что духи ада, называя свое имя, дают власть над собою тому, кто знает это имя. К магической функции имени и его власти над носителем мы еще вернемся. Заметим только, что искажение имени создает дополнительную маску герою. Употребление и даже обнародование его становится совершенно безопасным. Имя Фоланд появляется в «Фаусте» всего один раз в реплике. А в булгаковском романе имя Воланда печатают даже на афишах…