Мария Барр - Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше

Булгаковский Иешуа верит в людей так же, как верит в Бога, безоговорочно. Образ индивидуализирован, у Иешуа явно просматривается такая особенность, как непосредственность реакций и инфантилизм сознания как психическая особенность восприятия мира. И эта черта облика героя еще больше «оживляет» образ.

Что касается образа Пилата, то он дан в такой пластике (уже с первой фразы), так выразительно и убедительно, что зрительный образ всегда присутствует при упоминании его имени. Иного Пилата уже трудно себе и представить. Более того, вне зависимости от того, каким был реальный исторический Пилат, основная масса грамотного населения представляет его именно в трактовке М. А. Булгакова. Такова сила искусства.

Но дело даже не в том, что образы, созданные писателем жизненно убедительны, ярко индивидуальны и динамичны, а в том, что они принципиально не привязаны к канонам. Они ведут себя не как в «житии», а как в жизни, естественно. И за художественным изображением стоит совсем другая установка автора, нежели у автора апокрифа. Автор апокрифа творит религиозный миф, свою версию бытия Божия или жития святых. А М. А. Булгаков творит художественную реальность, но особого свойства.

Этим особым свойством текста романа о Понтии Пилате является второй план повествования, который можно назвать символическим и эзотерическим одновременно. Все это свойственно притче как художественному жанру произведения. Притча – один из древнейших жанров фольклора и художественной литературы. Широко известны такие библейские притчи, как, например, «Притча о блудном сыне». Сам Христос использовал в своих поучениях и проповедях притчи – например, «Притча о сеятеле».

По своей смысловой организации они двуплановы. Когда Христос говорит о сеятеле, бросающем в землю семена, он понятно, что это аллегория, он имеет в виду совсем другое – а именно, своим ученикам он представляет картину деятельности проповедника, сеющего знания об истине, которые могут дать всходы, а могут и не дать.

Этот смысл может быть аллегорическим, символическим, мистическим, но он обязательно существует. Притчу нужно уметь «прочитывать».

Другой особенностью притчи является ее широкая адресация. В отличие от мифа, являющегося частью мифосистемы, включающей строгие параметры национальной культуры, притча опирается на общие представления и общечеловеческие ценности. Поэтому языком притчи в древности можно было говорить с народом.

Третьей особенностью притчи является ее «тяготение к глубинной премудрости религиозного или моралистического порядка» (Литературный энцеклопедический словарь. Москва, 1987. – С - 305). Выводное знание, которое можно извлечь из притчи, всегда поучающего свойства: «Не делай так-то, а делай так-то».

Второй план в повествовании о Понтии Пилате связан, безусловно, с фигурой Иешуа Га-Ноцри. Фабульный, видимый план, назовем его «первым» представляет историю Понтия Пилата, драматическую историю прозрения жестокого и коварного правителя Иудеи, и вместе с тем умного и образованного человека. Его внутренние переживания, душевные муки, угрызения совести составляют сюжетную канву ершалаимских глав. Географический фокус первого плана повествования – Дворец Ирода Великого.

Второй план повествования – мистический, он представляет другую историю. Историю не о бродячем философе, враче, учителе, которого, как это часто бывает в жизни, некоторые считают за пророка, учителя, а о мессии который послан на землю свидетельствовать истину. И кем послан – читатель догадывается. По тексту щедро рассыпаны намеки, которые не «прочитываются» должным образом ни самим Пилатом, ни его окружением. «Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль». Это просто «пыль»? На балконе правителя Иудеи столько пыли? Или это символ? И тогда символ чего? Если внимательно посмотреть на древние иконы с сюжетом «Преображение», мы увидим, что Иисус изображен в столбе света. Это доказательство того, что он является сыном Божьим, явление Христа в истинном виде своим ученикам, апостолам. В описываемой сцене Иешуа предстал Пилату также в своем истинном виде. Головная боль, мучившая Пилата, чудесным образом прошла. Одно доказательство представлено. Затем второе. Конечно, прокуратор понял, что перед ним не простой арестант, не преступник типа Варравы. Но Пилат испугался. Испугался за себя, за свою карьеру.

Географический фокус второго плана – это Голгофа. Именно там совершается то, что перевернет мир, даст новый отсчет времени. А самое главное, - наступает бессмертие. М. Булгаков любит обыгрывать понятия.