Матвей Малый - Как сделать Россию нормальной страной

Мы видим катастрофический недостаток российской общественной системы. Мы променяли законы против зависти на песни Окуджавы, а еще раньше — на стихи Пушкина. Поэты нас не спасли и не могут спасти, они могут нас только оплакать. Нам нужны законы.

Пушкин — это главный, и самый опасный, русский миф. Если ты прочел его, все вокруг для тебя бренно — и права, и жизнь человека. А там, где нет Пушкина — нет величия: ущербные людишки прав себе требуют, дороги ровные строят. Когда обсуждаются беды России, всегда найдется собеседник, который вскочит и скажет: "Ну, и что?! У нас же великая литература! И Пушкин, и Толстой, и Лермонтов!"

Лучше вырастить урожай редиски и продать его на рынке, обеспечив себе средства к существованию, чем зачитывать до дыр томик Пушкина. Сколько "Моцарта и Сальери" ни читай, все равно, если тебе нечего есть, ты от зависти не избавишься. Если движущей силой твоей жизни является зависть, ты обязательно совершишь преступление. И если ты начитан, твое преступление будет теоретически обосновано, а значит, еще более опасно. Профессионально состоявшемуся человеку Пушкин поможет наслаждаться красотой и найти более высокий смысл жизни, но он не может заменить собой профессиональную и моральную ориентацию. А моральная ориентация невозможна без частной собственности и прав. Вот и получается, что сначала свой огород, а потом Пушкин. Пушкин — это поэт свободных людей, а не опиум для бесправных рабов.

Российское общество не выйдет из кризиса до тех пор, пока самой главной похвалой будет слово "интеллигент". Оценивать людей надо не по мнению или знанию, а по действию. Если чтение книг позволяет выращивать добротную редиску или если человек, вырастив редиску, проводит свободное время за книгами — честь ему и хвала. Нас устраивает все, кроме ситуации, когда редиска-то, конечно, у меня плохая, зато, смотрите, как я хорошо знаю Пушкина. Нам не надо быть «самой читающей страной»: нам надо, чтобы дети перестали голодать.

Мы говорили, что доброта возникает, когда человек честно трудится и своим трудом удовлетворяет нужды людей. При идеально функционирующем рынке чем добрее человек, тем больше должна быть его зарплата. Реально так происходит не всегда.

На Западе каждый выражает свою любовь к людям через качество своего продукта: сделанной колбасы или написанной статьи. Вне работы тоже можно выражать свою любовь: любить свою семью, служить в добровольной пожарной бригаде, сажать сирень.

В России долгое время было невозможно самовыражаться через работу. Появилась новая категория людей, не важно кем и как работавших, но что-то прочитавших и после третьей рюмки шепотом критикующих режим. Эти люди стали называться интеллигентами.

Стать интеллигентом было просто: в 70-е годы достаточно было один раз посетить спектакль Театра на Таганке. Я тоже был интеллигентом, работая сразу на трех шикарных «интеллигентских» работах: лаборантом санитарно-эпидемиологической станции, ночным сторожем и дворником. Интеллигентом меня делало знакомство с трудами Солженицына, чтение журнала «Иностранная литература», очки и «тройка» по труду.

Ужасно, что интеллигентом был тот, кто думал, но совсем не обязательно тот, кто мог (или хотел) что-либо делать. Все сидели на кухне, обсуждая «разумное, доброе, вечное». Но если мужчины обсуждают на кухне Пушкина, а жены подают им домашние пельмени, непонятно, кто ближе в этом случае к разумному, доброму, вечному: мужчины или женщины. По крайней мере, любовь, выраженная в продукте труда, физически присутствует на столе.

Сегодня никто уже не мешает человеку быть философом, культурологом, экономистом. Поэтому следует перестать быть трепачом, профаном, инакомыслящим — интеллигентом. Когда в России невозможно было самореализоваться, было простительно быть человеком с нереализованным потенциалом. Но сегодня человек должен оцениваться по профессиональному труду и активной гражданской позиции, и интеллигент — это не профессия и не гражданская позиция. Сегодня «интеллигентность» — это знак самообмана и трусости: пора предъявлять результаты реальной работы. За десять лет свободы слова многие россияне научились быть странными: некоторым и в Париже вслед оборачиваются. А вот готовых протестовать против хамства власти набираются единицы. Тот, кто профессионально несостоятелен, всегда может приносить картошку соседям-пенсионерам. Тот, кто профессионально состоялся, обязан выделить время для участия в строительстве гражданского общества: не делать этого — либо гордыня, либо опасная близорукость.