Евгений Брандис: Слово фантастике

Здесь все, как прежде, но почему-то сложнее. Неуловимые изменения обостряют его внутреннее зрение. Еще недавно беспечный, Валька неожиданно для себя начинает понимать, что жизнь совсем не проста и не так ясна, какой виделась его детскому сознанию. И далеки от всякой однолинейности взаимоотношения между подростками, между детьми и взрослыми и особенно между взрослыми.

Так происходит переоценка ценностей. В параллельном мире повзрослевшему мальчику все теперь видится в ином свете. В нем пробуждается чувство ответственности — и не только за себя одного. Всем, кому может, он должен теперь помогать — и не потому, что этого требуют, а по велению совести, по зову души. Это и хлопотно, и приносит радость. Он счастлив и в другом измерении, но — на новом уровне восприятия жизни, которая предстает теперь сложной и многогранной и вовсе не кажется сплошным праздником, как в прежнем мире беззаботного детства.

Сюжетные повороты этой повести, решенной средствами психологической фантастики, определяются поисками людей, работающих на испытательной базе: кто-то из них должен помочь Вальке вернуться в его прежний мир. Но убедительность раскрытия замысла как раз в том и состоит, что, почувствовав себя другим человеком, Валька уже не может и не хочет вернуться в «первое измерение». Он остается в мире более сложных и тонких человеческих отношений, где должен проявлять активную доброту, уметь сопереживать и сочувствовать, где достоинства человека измеряются уже не обладанием портативным магнитофоном и дубленкой, а нравственными поступками и чувством долга перед всеми, кто его окружает.

Читая повесть, вы убедитесь, что оба мира Вальки Моторина населены живыми людьми с тонко очерченными характерами, которые он воспринимает по-разному в том и другом «измерениях». Вы убедитесь и в том, что автор не вдается ни в какие нравоучения, заставляя думать самого читателя.

Поэтично, на широком дыхании написана «Школа» Ф. Дымова, также построенная на метафорическом условном приеме, в данном случае — приеме олицетворения. Сюжет строится «от обратного» — не как люди относятся к школьному зданию, а как Школа относится к людям — учителям и учащимся, в зависимости от их поведения и наклонностей; как она относится к ненавистным фашистам — нелюдям, разместившим в ней свою комендатуру.

В олицетворенном фантастическом образе Школа способна чувствовать, думать, действовать, наделена чудесными свойствами. События преломлены через восприятие Школы, любящей тех, кому она дорога, кто ей отвечает взаимностью. Много душевных сил вложил в нее еще до войны первый директор Молев. Бывший кавалерист-буденновец, преподаватель истории, он заражает Школу любовью к своему предмету, и одушевленное здание приобретает свойство трансформировать некие «мыслительные волны», давая возможность в воображении как бы переноситься в прошлое и наглядно, хотя и не без некоторых погрешностей, воссоздавать картины истории, которые проходили на уроках. А потом, во время войны, когда в здании разместились немцы, проводили в Школе допросы, пытали и мучили заключенных, она мстит за своих друзей, обретая способность совершать перебросы не только во времени, но и в пространстве. Не буду пересказывать эпизоды, чтобы не лишить читателя удовольствия самому оценить неистощимую изобретательность автора, искусно подчинившего развитие сюжета утверждению гражданственных и моральных принципов в непринужденной форме полусказочной фантастической повести, близкой по жанру к произведению Г. Панизовской, но совсем другой по манере исполнения.

Разнообразны и представленные в сборнике рассказы. «Смирный Жак» С. Логинова — интересный образец исторической фантастики, хорошо воспроизводящей бытовой колорит французской средневековой деревни; классовые противоречия между закрепощенным крестьянством и поместьем барона (во время страды барщина отбывалась шесть дней в неделю); суеверное сознание вилана, прозванного «смирным Жаком». Однако на поверку он оказывается вовсе не «смирным», а отважным, хитроумным воителем, одолевшим дракона. И тут автор позволяет себе единственное фантастическое допущение — дракон, порожденный народными измышлениями еще в глубочайшей древности, предстает вживе и в яви как воплощение зла, над которым одерживает победу простой крестьянин.

Более традиционным, на первый взгляд, кажется рассказ В. Рыбакова «Все так сложно». Герой — пришелец из иного мира, разведчик таинственной планеты Зарриан, сверхмощной агрессивной цивилизации, способной одним ударом деструктора «размазать» любую планету. Деспотический общественный строй заррианской империи отличается от современных фашистских режимов лишь более высоким техническим потенциалом. Выполняя свою миссию на Земле в облике рядового студента, Алька — так его зовут товарищи — чем ближе знакомится с людьми, с этой «хаотичной популяцией», тем больше начинает сомневаться в справедливости порядков, установленных в звездной империи, в ее праве порабощать другие планеты.