Игорь Сухих - Панк Чацкий, брат Пушкин и московские дукаты - «Литературная матрица» как автопортрет

Получилось, правда, интересно: за анализ выдается какое-то пародийное косно- язычие, в котором слипаются в один ком биографические обстоятельства, тематическая и эстетическая характеристики: “Верил ли Пастернак в Бога? Да. Но как он в Него верил? Интимный вопрос, гораздо интимнее, чем о любви. Любовь все же — для двоих, а вера — дело сугубо личное. Все же нам придется влезть. В 1952 году Пастернака хватил первый инфаркт, и вот появилось стихотворение “В больнице” (1956): что-то случилось с человеком на улице (я, когда впервые читала, думала — машиной сбило), приехала скорая; спасают, но ясно, что не спасут. Наступающая собственная смерть не страшна, хотя вызывает и трепет, и слезы; к ней — везут, реалистичные обстоятельства выглядят торжественно” (Т. 2. С. 428).

Замечательны и это загадочное влезть (куда? В веру, в вопрос?), и беспардонное хватил инфаркт (автор, кажется, не думал о снижении темы), и реалистичные обстоятельства (привет старым школьным учебникам), и даже вот (сравните заботливо поставленные даты, все-таки четыре года прошло).

Или еще из той же главы: “Говорить о “Живаго” вкратце, в формате статьи, — значит неизбежно упрощать, но поймите меня: я не люблю этого романа. Я не одинока. “Доктор Живаго” не нравился многим и тогда, и теперь. Конечно, это дело вкуса, но, согласитесь, трудно говорить объективно о том, что и перечитывать-то с трудом себя заставляешь. Впрочем, я попробую.

“Доктор Живаго” длинен по своему историческому времени (полвека с гаком), и как бы еще длиннее он становится от перенасыщенности событиями, судьбами множества людей. При этом настоящего, крепко сбитого романного сюжета в “Живаго” нет. Отдельные части, куски чьей-то жизни, события связывает не сюжет, а идея. Это, кстати, как раз неплохо. Сюжет — по большому счету вранье: в жизни не бывает завязки и развязки, она непрерывна, и конца ей покуда никто не назначал. Так что Пастернак поступил вполне разумно, попытавшись связать судьбы людей не сюжетными приемами, а некой общей идеей. И тут без концепции — без тенденции — без философии — никак было не обойтись” (Т. 2. С. 433).

Ну, что тут можно посоветовать Автору? Не нравится — не пиши (по крайней мере, для как бы учебника). А если все-таки используешь “формат статьи”, желательно разобраться, что же такое сюжет и есть ли он в романе Пастернака. И объяснить это другому Автору, пишущему уже про Шаламова: “Сюжетов в общепринятом смысле нет” (Т. 2. С. 729).

Объяснять же самому прозаику, что (если это не связано, как, скажем, у Зощенко с комической установкой) современный газетный жаргон ( формат ) стилистически не сочетается с устаревшим диалектизмом ( с гаком ), как-то неловко. А Тынянов, говорят, готов был убить за слово “кратенько”; вкратце – из того же лукошка.

В других своих воплощениях Автор оговаривается. “Стихи эти (“Смерть поэта”. — И. С. ), которые, надеюсь, и до сих пор входят в школьную программу…” (Т. 1. С. 71). “Задача драматургического анализа (полагаю, на театроведческих факультетах таковая дисциплина существует и поныне)…” (Т. 2. С. 8). “Тогда откуда берется рассказ “Казак”? (Не уверен, что он представлен в школьной программе.)” (Т. 2. С. 25).

Автор двух последних суждений доводит ситуацию до абсурда. Задавшись вопросом: “В чем заключается гуманизм Чехова?”, он, “чтобы не изобретать велосипед” (Т. 2. С. 22), затеял электронную переписку с соседом по микрорайону, заодно охарактеризовав его как “самого последовательного писателя сегодняшнего дня” (что бы это значило?), получил в ответ большую цитату из письма Иннокентия Анненского “некой неважной для нас Е. М. Мухиной” и привел ее, судя по всему, по письму адресата вместе с его мнением. Изложение этого сюжета вместе с комментариями редакторов занимает в статье о Чехове три полновесные страницы (при том, что “Вишневому саду” хватило и странички).

По мне, так это не просто изобретение велосипеда, а велосипеда деревянного. Ну, зачем же так долго мучиться, если том Анненского можно просто снять с полки или два лишних раза щелкнуть мышью.

Но Автор как писатель слишком буквально понимает анекдот о чукче-писателе. Кажется, в его словаре и в его быту слово библиотека отсутствует.

На самом деле это не так. Вот упоминательная клавиатура статьи: Питер Брук, Станиславский, Набоков, Мережковский, Скафтымов, Поль Валери, Мандельштам, японский исследователь Икэда, Бунин, Камю, Бахтин, Андрей Тарковский, Мамонов, Игорь Лапинский, Игорь Лосиевский, Ахматова, Найман, Н. Ильина, Лиотар.