Татьяна Чернышева - Природа фантастики

Между этими двумя категориями (условностью жанрово-видовой и условностью исторической), пожалуй, следует поделить и ту условность, которая проистекает «от ограниченности в навыках или средствах» [5] °5 Аскаров Т. Эстетическая природа условности. Фрунзе, 1966, с. 62 — 70. , так как это ограниченность или историческая, или жанрово-видовая.

И, наконец, высшая форма условности — условность «сознательная» (А. Михайлова), к которой художник прибегает намеренно, как к специфическому средству художественной выразительности, способному особенно полно воплотить его замысел. Такую условность Т. Мотылева называет «сильно действующим художественным средством» [6] °6 Мотылева Т Л. Иностранная литература и современность. М.: Сов. писатель, 1961, с. 351. . В современном искусстве фантастика, фантастический образ, как правило, соотносятся с условностью намеренной, сознательной, при этом фантастика воспринимается как крайнее выражение такой условности. В. Дмитриев так и пишет: «Здесь (в поэме А. С. Пушкина „Медный всадник“. — Т. Ч.) условность достигает характера фантастики» (выделено нами. — Т. Ч.) [7] °7 Дмитриев В. А. Реализм и художественная условность, с. 42 — 43. .

Фантастика в современном искусстве может оказаться на службе у самых различных жанров, может стать одной из составляющих любого условного построения. Так, Ю. Манн сближает ее с преувеличением, воспринимая их как явления одного порядка: и в фантастике, и в преувеличении он выделяет как наиболее характерную черту смещение, намеренное искажение реальных пропорций, непохожесть ни на одно конкретное явление действительности. В таком виде фантастика, по мнению исследователя, служит гротеску и сатире [8] °8 См.: Манн Ю. В. О гротеске (в литературе). М.: Сов. писатель, 1966, с. 82. .

Г. Недошивин связывает фантастику с иносказанием: «То, что не может получить своего непосредственного пластического выражения, неизбежно приобретает вид фантастического образа» [9] °9 Недошивин Г. А. Очерки теории искусства. М.: Искусство, 1953, с. 220. , т. е. фантастический образ в этом случае — явление вынужденное, и выражать он должен нечто внешнее по отношению к нему самому, так как в иносказании один предмет или явление постигается и объясняется «посредством изображения другого предмета, одна сумма фактов — через другую сумму фактов» [10] °10 Михайлова А. А. О художественной условности. М.: Мысль, 1966, с. 204. , и поэтому в иносказании «явления, непосредственно изображенные… не самоценны» [11] °11 Там же, с. 205. .

Как раз отсутствие самоценности фантастического образа подчеркнуто и в таком замечании Ю. Манна в связи со сказкой Е. Шварца «Обыкновенное чудо»: «Какой смысл имеет история человека, превращенного в медведя, без ее поэтического подтекста?» [12] °12 Манн Ю. В. О гротеске (в литературе), с. 106.

Как видим, во всех приведенных выше высказываниях фантастический образ те воспринимается как нечто ценное собственным содержанием, он признается скорее элементом формы. В этом и видится его роль в современном искусстве. Когда же фантастика посягает на содержание, это вызывает обычно недоумение или прямое осуждение.

Приведем одно высказывание В. Дмитриева, автора книги «Реализм и художественная условность», о так называемых «таинственных» повестях И. С. Тургенева: «Там (в повестях „Собака“ и „После смерти“. — Т. Ч.) цель автора не то чтобы создать эффект правдоподобия, нет, рассказчик настаивает на полной реальности изображаемого. Здесь уже нет места фантазии, недоверие к ситуации должно быть исключено, заменено удивлением, загадочностью, но в то же время уверенностью, что все так и было. В „Призраках“ отмеченный прием является скорее формальным, фантастичность слишком очевидна. В других „таинственных“ повестях это не просто форма, но одновременно и суть содержания, вопрос, на который нужно найти реальный ответ, но его нет, и невольно содержание одевается в мистические покровы» [13] °13 Дмитриев В. А. Реализм и художественная условность, с. 92 — 93. .

Не беремся рассуждать о сложностях мировоззрения И. С. Тургенева в последние годы его жизни. Для нас сейчас интересно другое: В. Дмитриев видит незамолимый грех И. С. Тургенева как раз в том, что писатель отдал здесь часть содержания тому, что могло быть только формой — фантастическому образу и ситуации.

А В. М. Чумаков вообще отказывает «содержательной» фантастике в праве принадлежать искусству [14] °14 Чумаков В. М. Фантастика и ее виды. — Вестн. Моск. ун-та. Филология. 1974, № 2, с. 68 — 74. .