Андрей Рудалёв - Письмена нового времени

Для православного мировосприятия любовь равнозначна человеческой жизни и даже многим больше ее, так как Бог есть Любовь, и Бог обретается в Любви, через нее Он является миру. Любовь для Ленки — бесконечное добро. Ее мироощущение определяют те принципы, которые внушала ей баба Лена: “А защищаться, Леночка, можно только любовью. Не оружием, не нападением, не ударами, а любовью. Только любовью. Он тебя обижает — а ты не обижайся, а только еще больше его люби. Но если уж любишь — иди до конца, не отступай”.

На поверхностный взгляд героиня повести может показаться человеком не от мира сего, но постепенно понимаешь: Лена из разряда тех праведников, на которых мир держится и благодаря которым у него есть шанс спастись. Ведь, по словам одного из самых проникновенных православных писателей, преподобного Максима Исповедника: “Блажен человек, могущий равно полюбить всякого человека”.

Повесть “Ленкина свадьба” интересна тем, как органично соединены в ней традиционное мировосприятие людей, что называется, “от земли” и современность. Мамаева уверена: по-настоящему мало что в этом мире меняется. Внешние деформации проходят бесчисленной вереницей, однако воспринимаются не более как фон; какие-то изменения претерпевает быт, но мир человеческих взаимоотношений остается неизменным, как небо и земля. Недаром героиня Мамаевой спрашивает: “Разве что-то изменилось?”

“Пораженцы и преображенцы” — так назвала свою статью о молодой литературе критик Валерия Пустовая. “Реальность — это то, что должно быть преображено”, — таков, по ее мнению, один из заветов “нового реализма”. Эта формулировка уместна и в данном случае. Я говорил о двух подходах, двух разных взглядах на реальность и на искусство, которое пытается эту реальность либо преобразить, либо ей подчиниться.

Пустыня часто, особенно в христианской традиции, воспринимается как прибежище инфернальных, хаотических, деструктивных сил. Пустота не что-то исключительно внешнее, инобытийное человеку — она часто проникает вовнутрь, в сердца человеческие. Подобная эрозия разъедает и внешний мир, и внутреннее духовное пространство.

В пустыне теряешься, блуждая в сыпучем песке, пытаясь обрести в нем смысл. Она — бесконечный лабиринт, засасывающий в себя, дурная бесконечность механистичного круговорота жизни.

Но в пустыне ты можешь и обрести себя. Пребывание в пустынном месте — это период испытаний, который нужно пройти, пережить. Из нее ты либо выходишь обновленным или гибнешь в ее жгучих песках. В качестве общеизвестной иллюстрации можно привести сорокалетнее странствие Моисея со своим народом по пустыне. Да и в агиографической литературе этот мотив широко представлен.

Бесплодная пустыня — аллегория души, покинутой Богом, грехопадшей. Но в то же время это особый этап на пути к Нему. Место испытаний, аскезы, через которые подвижник переживает новое рождение, расстается со старыми привязанностями, обретает новое имя, новую судьбу.

Пустыня — место наиболее полного раскрытия не только физических, но и душевно-духовных качеств человека. Здесь он предстает как бы нагим, ибо тут, по словам святого Исаака Сирина, «усыпляются страсти». Человек-подвижник своими духовными усилиями трансформирует окружающее пространство, делает из него «пустынь», возвышает по космологической вертикали.

Пустота может свидетельствовать и о молитвенном погружении человека, отстранении его от всего внешнего, готовности к преображению. Это состояние можно охарактеризовать фразой из романа Захара Прилепина «Санькя»: «На сердце тихая пустота». Она как будто почерпнута из «Добротолюбия».

Этот образ-символ может соединять в себе противоположные полюса, антиномии добра и зла, жизни — смерти. Поле битвы, где реализуется непременное условие свободы человеческого выбора.

Образ «пустыни» крепко закрепился в современной литературе. Ощущение давящей пустоты окружающего мира перерастает в особый поколенческий признак. Можно говорить о целом явлении переживания пустоты в литературе начала XXI века. О мире с предлогом «без», как в знаменитом пушкинском стихотворении:

«Кому я расставляю метки? Рассчитываю ли я, что по следам, затерянным в безвременье, пройдут ноги нового человека? Ведь я уже постигла, любовь — основа мира, подкладка всего, так что, открыв ее в отношениях с одним, не так уж сложно докопаться до той же основы в отношениях с другим мужчиной».