Аполлон Давидсон - Оливия Шрейнер и ее книги

Но мировая известность «Африканской фермы» объясняется прежде всего не тем, как показана Южная Африка. Эта книга приобрела такую популярность потому, что на материале своей страны Оливия Шрейнер сумела заговорить о крупных общечеловеческих проблемах: о борьбе против религиозного ханжества, о правах женщин, да и вообще об очень многом, что тогда волновало людей.

В судьбах Линдал, Вальдо и Эмм молодые люди и девушки, жившие далеко от Южной Африки, узнавали себя, свое поколение, его вопросы, тревоги, драмы.

Джером Джером писал об этом романе: «История африканской фермы» — вещь неповторимая. Я прекрасно помню ту бурю негодования, которую обрушили на «Африканскую ферму»… Эту книгу, дескать, нельзя дать в руки молодому человеку или благовоспитанной барышне. Но юноши и девушки жадно протягивали к ней руки и хватались за нее, как за поводыря в дебрях жизни».

Включенные в эту книгу рассказы появились в девяностых годах. И читатели в нашей стране знакомятся с ними тоже не впервые. Некоторые из них переводились не раз, еще и до «Африканской фермы». И писали об этих рассказах тоже немало.

Наиболее интересно, пожалуй, вспомнить, как отнесся к ним Горький. В своей большой статье «Аллегории Оливии Шрейнер» он не только рассказал своим читателям-нижегородцам о творчестве южноафриканской писательницы, но и дал свое мнение о широко распространенном тогда жанре коротких рассказов-аллегорий. Дань таким аллегориям отдали и западные писатели, такие как Оскар Уайльд, и многие из русских: В. Г. Короленко, Мамин-Сибиряк, Василевский-Буква.

Горький ставил вопрос: «Нужна ли аллегория, эта трудная литературная форма, всегда стремящаяся изложить заранее предвзятую мысль, нравоучение в художественном образе?»

И отвечал: «Несомненно, нужна». Но он подчеркивал трудность этого пути.

«Нужен огромпый талант, нужно иметь глубокое философское образование, нечеловеческую опытность и сделать массу технической работы для того, чтобы написать книгу на тему Шрейнер, затронутую ею в рассказе «Охотник», и в реальных образах показать настойчивое, неутомимое стремление человека к истине, все ошибки, все муки его на этом пути. Это труд свыше сил человеческих, и писатели, которые брались за эту тему, не имели успеха. Возьмите Флоберово «Искушение св. Антония», как попытку изобразить искание истины и все заблуждения человечества в области религии, — это неудачная попытка… Мадьяр Эмирик Мадач, писатель очень талантливый, пробовал в своей «Трагедии человека» изобразить всю историю культуры, весь постепенный ход и рост творческого духа человечества, и получилось что-то сухое, скучное, отвлеченное…»

В своей статье Горький целиком привел два коротких рассказа Оливии Шрейнер: «Тайна художника» и «Дары жизни» (они включены и в эту книгу). И, частично, третий — «Три сновидения в пустыне».

О рассказе «Дары жизни» Горький написал: «Вот в доказательство одна из поэм — краткая, ясная и, смотрите, — какая значительная по мысли… Сколько потребовалось бы работы и знания жизни, психологии и остроумия, чтобы эту мысль развить в реальных образах, — в рассказе или романе!»

О рассказе «Тайна художника»: «Вот еще одна из аллегорий Шрейнер, немножко грустная, но так просто-красивая!»

А в целом оценил рассказы так: «Оливии Шрейнер превосходно удается объединить в ее аллегориях крупное идейное содержание с художественным изложением. Простота и ясность — вот первое, внешнее достоинство ее маленьких рассказов; бодрость настроения и глубокая вера в силу человеческого духа — вот внутреннее значение ее аллегории».

Сейчас, спустя почти сто лет, можно, должно быть, бросить Оливии Шрейнер немало упреков. В некоторой сентиментальности. В длиннотах, недостатке динамики действия.

Она умела писать афористически. «Трудом создан человек, трудом же можно лишить его всего человеческого». «Я была еще слишком молода, чтобы быть доброй». «Материнское чувство еще не поселилось в моем маленьком сердце, я не знала, что мужчины — все — мои дети, как знает это настоящая женщина с большим сердцем». Но порой ее рассуждения слишком многословны и, не исключено, получат от кого-нибудь из читателей насмешливое: «Старомодно».

Ну, во-первых, это ведь и написано сто лет назад. А во-вторых, проверку-то целым столетием эта женщина выдержала. Ее имя и лучшие из ее творений не забыты напрочь. И дело не только в ее таланте, а и в ее искренности, гуманизме. В том, что, как говорилось о ней в петербургском журнале: «Литература, по ее словам, должна служить способом распространения гуманитарных идей». Все ли новомодные романы, полные динамизма и начисто лишенные сентиментальности, выдержат проверку столетием?