«Смутные», «темные», «тяжелые» чувства заставляли его предаваться кутежам. «Темные» чувства говорили в нем, когда он ощущал какой-то панический страх перед женщинами, боязнь, что женщины могут ему «сделать что-то неожиданное и страшное». «Темные», «тяжелые» чувства, после длительного ряда постигших Фому разочарований в людях и жизни мало-помалу делались полными хозяевами его душевного мира.
«Он не в себе, – рассказывает г. Горький, – что-то тяжелое и неудобное, непонятное ему выросло в груди у него, и казалось ему, что его сердце распухло и ноет, точно от нарыва. Он прислушивается к этой неотвязной и неукротимой боли, отмечал, что она с каждым часом все растет, усиливается, и, не зная, чем укротить ее, тупо ждал, чем она разрешится».
«Неотвязная и неукротимая боль» разрешилась тем, что беспросветный мрак окутал его душу, тем, что «темные», хаотические чувства «восторжествовали над его разумом» [42] .
Самый процесс умственной работы у героев г. Горького совершается не без осложнений патологического характера. Илья Лунев начал развиваться рано. Он в раннем детстве успел многое пережить, много прочел книг, и его мысль неустанно работала. Его душа чутко воспринимала впечатления; впечатления «тлели в ней, и от этого тления голова его постоянно отягощалась туманом суждений обо всем, что происходило перед его глазами». Одна за другой в его голове рождались неясные думы. Эти думы сливались друг с другом, поглощали друг друга и «тяжелым комом давили его грудь и голову»… И впоследствии тот же туман суждений отягощал его голову; такие же страдания приносили ему рождающиеся, неясные, едкие думы. Его думы «врастали в сердце как корни в землю»; его душа была отравлена «ядом дум». «Ядом едких дум» отравлена душа и других героев г. Горького.
Однажды в беседе с Олимпиадой Илья Лунев произнес следующие знаменательные слова:
«Я говорю вот что: поставь ты мне в жизни такое, чтобы всегда незыблемо стояло: найди такое, чтобы ни один самоумнейший человек, со всей его хитростью, ни обвинить, ни оправдать не мог… Чтобы твердо стояло… Найди такое! Не найдешь… Нет такого предмета в жизни… Все пестрое… И душа человеческая есть пестрая… да!» [43] .
Так говорил человек, отравленный «ядом едких дум», отданный во власть «темных, смутных, «непонятных» чувств», утомленный лихорадочной игрой быстро меняющихся настроений. Этот человек с «пестрой душой» выражал самое заветное, самое естественное из своих стремлений – стремление найти «незыблемую точку», избавиться от «пестроты» душевной.
Подобно тому, как некогда измученный душевно Фридрих Ницше свою моральную систему создал, по собственному признанию, из своего стремления к здоровью, подобно тому стремление избавиться от «пестроты душевной» продиктовало героям Горького их своеобразное «ницшеанское» учение о морали, учение о цельной во всех отношениях личности. Проповедь индивидуалистической нравственности, и в том и в другом случае, возникла на психологической почве. Это – проповедь «освобождения духа».
Но каким образом можно достичь освобождения духа? Ответ ясен: нужно освободиться, прежде всего, от патологических элементов психической жизни – нужно освободиться и от разъедающих душу «неясных дум», и от «темных», «смутных» чувств, и от тирании колеблющихся настроений.
«Кто думает – тому скучно жить», – заявляет босяк Сережа (в рассказе «Мальва» [44] ) и предлагает радикальное средство против «яда дум»: «надо всегда что-нибудь делать, чтобы вокруг тебя люди вертелись… и чувствовали, что ты живешь… Жизнь надо мешать чаще, чтобы она не закисла… Болтайся в ней туда и сюда, пока сил хватит, – ну и будет вокруг тебя весело…» [45] . «Не своротить камня с пути думой, – говорит благородный Данко своим товарищам. – Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу, на тоску?» [46] .
Герои г. Горького выставляют своим идеалом энергичную деятельность, активное «строительство жизни». Гимн этому строительству жизни звучит во всех произведениях г. Горького. Его идеальнейшие герои – истинные строители жизни, вроде Данко. Наоборот, он не щадит красок, обрисовывая людей рефлекса и людей, занимающихся «самокритикой». Он заставляет их переживать всевозможные муки, заставляет их всегда оказываться полнейшими банкротами «на жизненном пиру». Банкротами оказываются и приват-доцент Полканов [47] , мечтавший устроить свою жизнь на твердых началах самоанализа и самокритики, и земский статистик Марк Кравцов [48] , и сельский учитель Кирилл Ярославцев [49] , углубленные в «теоретические» размышления, и прогрессист-интеллигент Ежов [50] , и все вообще интеллигенты, которые выведены в рассказах г. Горького и типичным представителем которых является некто Иван Иванович (в рассказе «Еще о Чёрте» [51] ). Это – люди «нищие духом».
Читать дальше