Умберто Эко - Откровения молодого романиста

Там и сям река выплескивала грязь и кремни, путники едва уворачивались и прикрывали лица. <���…>

На третий день замаячила на горизонте громада высоченных гор, они оказались между кряжей, отроги загородили собой небо, и трудно было идти по узчайшей тропке без малейшего намека на скорый выход, а задирая голову в стремнине, в выси видеть только малый кусочек неба и едва различимые облака, облеплявшие недосягаемый пик. С тех самых круч, из балки, можно даже сказать, щелки в толщине монолита, вырывался Самбатион: кипяток песчаника, клокотание туфа, взбрызги каменных капель, толкотня твердых тел, булькотание почвы, брыканье комков, преполнение брения, кропление глины постепенно преображались в бесперебойную струю, исторгавшуюся оттуда и переходившую в быстрину на стрежне, в беге к неизмеримому океану песка.

Наши друзья потратили день, тщась объехать ущелье и найти переезд над верховьем реки, но все без толку. <���…>

Друзья решили спускаться обратно по течению реки… В конце концов, примерно на пятый день дороги, на пятую ночь, такую же знойную, как день, они заприметили, что толковище и вздохи течения переменили свой звук. Река заторопилась, в ее потоке образовались рукава, быстрые струи перепихивали горбы базальта, будто солому, и слышался далекий гром. Потом, закипая, Самбатион распрыскивался на мириады протоков, внедряющихся в гущу горных рытвин, как пальцы вдавливаются в глинную глыбу. Рокочущие овраги проникали в недра и через скальные прорывы, сулившие путникам проход, рвались на волю с резким ревом и злобно вываливались в дол. Внезапно, после длительного объезда, к которому их вынудило бездорожье у берегов, побиваемых каменным градом, путники выскакали на гладкое плоскогорье и обнаружили, что Самбатион далеко под ними в этой точке исчезает, просто рушится в истую прорву ада. Там перекаты помогали низвергнуться с десятков порогов, снижавшихся амфитеатром, камням в неизмеримые и последние завороты, в рыкающий буерак, в граниты, в зажоры битумов, в буруны квасцов, в завой сланцев, в тряску алабандинов у подрытой береговой крутизны. А на тонкой и рясной пыли, которая из пучины изрыгалась вверх, то есть, вернее, вниз, на взгляды тех, кто созерцал, заглядывая в пропасть, как будто с вершины башни, плясали солнечные блики и отлетали от каждой кремнистой капли, рождая громадную радугу, которая, так как каждое вещество отталкивало лучи с особым собственным преломлением, покорно собственной природе, переливалась тем многообразием раскрасок, какое не встречается никогда на обычном небе, где восстают обычные радуги после скоротечных летних гроз. Тут над камнями, похоже, радуга была назначена разбрызгивать зарницы вечно, никогда не рассеиваясь.

Переливаться от багреца, от кровавика с киноварью до стальной искристой черноты атрамента, от желтизны аурипигментной зерни к пронзительной оранжевости, от лазури армения к белизне обызвествленных ракушных черепков и к прозелени малахита, от блистающего серебряка к постепенно бледнеющему шафрану, от режущего глаз реальгара к высморку зеленоватой земной слизи, то иссыхающей в бледноту хризоколлы, то расцветающей всеми оттенками изголуба-фиолетового блеска; сверкать сусальным золотом, червцом, пережженными белилами, алеть смолянистым сандараком, играть оттенками седого мела и прозорливой чистотой алебастра.

Ни один из людских голосов не мог бы различиться в этом лязге, и ни один из путников не собирался произносить слова. Они глядели на агонию Самбатиона, свирепствовавшего на неминуемый свой жребий: ввергаться в черево земли, и тщившегося захватить за собой все, что могло им быть ухвачено по дороге, под скрежетание камней, в знак сокрушения о своей немочи и недоле.

Бывает, что список обретает черты хаотичности от переполняющего его гнева, ненависти, злобы, потоков оскорблений. Типичный пример — строки из «Безделиц для погрома» (Bagatelles pour ип massacre) Луи-Фердинанда Селина, в которых он изливает потоки брани, в кои-то веки направленные не на евреев, а на Советскую Россию:

К черту! К дьяволу! Чтоб им сдохнуть! Чертово отродье! 487 миллионов! Козлокозаки долбанутые! Quid? Quid? Quod? Сифилиславия паршивая! Quid? От заславяненной Балтики до Чернобелого моря? Quam? Гады балканые! Псы поганые! Похаблёбка огуречная! Зануды! Отрыжки! Дерьмоглоты! Чхал я на вас! Огромную кучу! Достали! Тыкваква! Бурдаки? Кишмя кишат! Волгарончики! Монголявки! Татароны! Расстахановцы! Жоподовичи! Четыреста тысяч мирьяметров верст сраноклятой степи, сплошь ништяк заполошник! Сукозлы! Везувня! Потопень! Сморчки маргавённые! Чтоб вам в очко вонючее царибнуться! Усталин Воровшилов! Сверхпланки недоделанные! Транссиберия! [80] Цит. по: У. Эко. Vertigo: Круговорот образов, понятий, предметов. М.: Слово, 2009, пер. А. Сабашниковой. Louis-Ferdinand Celine, Bagatelles pour un massacre. Публикация переводов этой откровенно антисемитской работы Селина запрещена его наследниками. Анна Сабашникова, переводившая на русский язык мою книгу «Vertigo: Круговорот образов, понятий, предметов», предпочла сделать собственный перевод данного отрывка. Возможно, стоит также привести здесь оригинальный текст (странным образом напоминающий гневные выкрики капитана Хаддока из комиксов про Тентена): Dine! Paradine! Crevent! Boursouflent! Ventre dim!.. 487 millions! D'empalafies cosacologues! Quid? Quid1? Quod? Dans tous les chancres de Slavie! Quid? De Baltique slavigote en Blanche Altramer noire? Quam? Balkans! Visqueux!Ratagan!De concombres!.. Mornes! Roteux! De ratamerdelje m 'en pourfentre!.. Je m 'en pourfoutre! Gigantement! Je m'envole! Coloquinte!'.. Barbatoliers? Immensement! Volgaronoff!.. Mongomoleux Tartaronesques!.. Stakhanoviciants!.. Culodovitch!.. Quatre cent mille verstes myriametres!.. De steppes de condachiures, de peaux de Zebis-Laridon!.. Ventre Poultre! Je m'en gratte tous les Vesuves!.. Deluges!.. Fongueux de margachiante!.. Pour vos tout sales pots fiottes d'entzarinaves!.. Stabiline! Vorokchiots! Surplus Deconfits!.. Transberie! .