Валентин Свенцицкий - Поэт голгофского христианства (Николай Клюев)

В области человеческого духа бывают явления, которые почти невозможно подвести под обычные общепринятые понятия.

Творчество Николая Клюева принадлежит именно к числу таких явлений.

Назвать его: «художником», «поэтом», «писателем», «певцом» – значит сказать правду и неправду. Правду – потому что он «художник», и «поэт», и «писатель», и «певец». Неправду – потому что он по своему содержанию бесконечно больше всех этих понятий.

Даже наиболее идущее к нему слово «религиозный» в наше время всяческих подделок и лжи звучит безнадёжно-бесцветно.

«Песни» Николая Клюева – это пророческий гимн Голгофе .

Говорю «пророческий» – потому что в них раскрывается вся полнота нового «голгофского» религиозного сознания, не только мученичество, не только смерть, – но и победа, и воскресение .

В них звучит отклик тех песен, которые пели мученики Колизея [1]и древние братья на испанских кострах, – но в них же слышится новый, вдохновенно-радостный голос прощённой земли , освобождённого мира.

Это не выдумка – это живой опыт, это творческое прозрение. Здесь уже не только литература, не только «стихи» – здесь новое религиозное откровение . Если хотите, «поэзия», – но в каком-то высшем смысле, когда поэт становится пророком .

«Песни» Клюева по содержанию своему имеют два основных начала:

Вселенское – в том смысле, что в них выражается не односторонняя правда того или иного «вероисповедания», а общечеловеческая правда полноты вселенского религиозного сознания.

И национальное – в том смысле, что раскрывается это вселенское начало в чертах глубоко русских, если можно так выразиться, плотяных, чернозёмных, подлинных, национальных.

В настоящей вступительной статье я ставлю себе задачей раскрыть голгофское содержание «Песен» Николая Клюева и показать, в чём лежит внутренний смысл его новых откровений.

Мировой процесс – это постепенное воплощение «Царствия Божия на земле», постепенное освобождение земли от рабства внешнего: господства одних над другими, и рабства внутреннего: господства страдания, зла и смерти . «Освобождение земли» на языке религиозном должно быть названо искуплением . Путь к этому освобождению должен быть назван голгофским . Не дано «искупление» как подвиг единого Агнца – оно дастся как усилие всей земли . Голгофа же Христова – первое слово освобождения, первый Божественный призыв обращённый к земле: взять крест и идти на распятие – не в муку вечную, а в жизнь вечную. История мира – это восхождение на лобное место, это позорная казнь на кресте, это «Боже мой, Боже мой! вскую оставил Мя еси» [2], это предсмертные муки Богочеловека и всепокоряющая радость Воскресения.

Понимание искупления как творческого усилия всей земли и мирового процесса – как Голгофы – ведёт к двум основным выводам:

Новому учению о всеобщей ответственности.

Новому учению о будущей жизни.

«Каждый из нас за всех виноват» (мысль Достоевского) – это лишь робкий намёк на правду.

Голгофское понимание жизни раскрывает больше: не за всех виноват, а во всём виноват [3]. Каждое позорное пятно на совести человечества – позорное пятно и на моей совести . Каждый постыдный поступок мой – постыден для всей земли . Если «освобождение» общее – «искупление» общее, то и грех и преступление – общее дело [4].

Для голгофского сознания нет чужих грехов, чужих страданий. Я – убийца, я – растлитель, я – осквернил светлые ризы Божии. Но я же пл а чу кровавыми слезами раскаяния, я – свершаю великий подвиг любви, я – вхожу на костёр за Правду, я – приношу свою агнчую кровь во искупление опозорённой земли [5].

Отныне уже нельзя наслаждаться своей «праведностью». Как бы ни был я «чист» – руки мои в крови, как бы ни был я «целомудрен» – это я втаптываю в грязь женщину в позорных домах, как бы ни был я «кроток» – это я покрыл землю тюрьмами и кандалами. И по осквернённой, окровавленной земле – я же иду с крестом в венце терновом, во имя освобождения .

В «песнях» Николая Клюева раскрывается с потрясающей глубиной этот голгофский путь земли. Поэту путём созерцания даётся то, что религиозному сознанию даётся умозрением .

Но ещё ближе для него грядущее .

То, что я назвал «будущей жизнью» .