Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.24. Из сборников:«Что мне ненавистно» и «Экспериментальный роман»

Разумеется, такого рода воображение мы не осуждаем. Оно — как бы неизбежная краткая передышка, отдохновение от горькой правды, прихоть писателя, которого мучат истины, вырывающиеся из-под его пера. Натурализм вовсе не сужает горизонты, как это пытаются утверждать. Он объемлет и природу и человека в их всеобщности, все то, что о них уже известно и еще не известно. А когда натурализм отклоняется от научного метода, он, можно сказать, убегает в сферу еще не доказанных истин.

Впрочем, проблема метода — наиболее важная проблема. Когда Эдмон де Гонкур, когда другие писатели-натуралисты прибавляют к воссозданию действительности творческую фантазию, они сохраняют свой метод анализа, но делают предметом наблюдения не одни только факты действительности. Их произведение становится поэмой, но продолжает подчиняться законам логики. Кроме того, они признают, что уже не стоят отныне на почве реальности; они не утверждают, что их творение отражает правду: наоборот, они предупреждают читающую публику, когда именно они вступили в царство мечты, — это, во всяком случае, говорит об их добросовестности.

А теперь вернемся к «Братьям Земганно»; не составит никакого труда объяснить, как зародилось это произведение в уме Эдмона де Гонкур. В его жизни наступила такая минута, когда он ощутил потребность изобразить в символической форме прочные узы, соединявшие его самого и его брата, — узы эти возникли в результате тесного и каждодневного сотрудничества. Не желая писать автобиографию, ища подходящие рамки для своих воспоминаний, он, без сомнения, сказал себе, что в образах двух акробатов, двух братьев, которые вместе рискуют жизнью, которые как бы сливаются воедино и телом и душой, он сможет своеобразно и выразительно воплотить тех двух неразлучных братьев, чьи чувства он хотел подвергнуть анализу. Однако вполне объяснимая деликатность натуры заставила писателя отказаться от изображения грубости цирковой среды и некоторых безобразных, уродливых черт избранных им персонажей. Таким образом, литературный замысел в «Братьях Земганно» сначала был облечен в грубую оболочку, а затем подвергнут идеализации.

В результате всего этого возникло очень взволнованное и захватывающее своей необычностью произведение. Как я уже сказал, вы очень быстро ощущаете, что вас окружает не реальный мир; однако под прихотливой символической оболочкой чувствуется потрясающая человечность. Я хочу указать на отрывки, которые поразили меня глубиной анализа: детство братьев, их все возрастающая нежность друг к другу, их все большее взаимопроникновение; затем, позднее, тела обоих братьев под влиянием общей опасности, которой они подвергаются, становятся как бы одним телом, акробаты достигают совершенного единства, ведя общую жизнь, они будто сплавляются воедино; и, наконец, когда Нелло не может больше работать, его охватывает гнев при мысли, что брат станет работать на трапеции без него, им овладевает ревность, какая овладевает женщиной, которая была счастлива от сознания, что любимый ею человек никогда и никого, кроме нее, любить не будет; требовательность Нелло приводит к тому, что для цирка умирает не только он, но одновременно умирают оба брата Земганно. Все эти страницы сообщают произведению напряженную жизнь, в нем отражается опыт самого автора, а не только жизнь персонажей, взятых из реальной среды. Человеческий документ здесь настолько трогает, что его мощное воздействие пробивается даже сквозь поэтический покров.

В «чистых» описаниях Эдмон де Гонкур сохранил верность своей точной и тонкой манере. В этом смысле превосходно начало книги: вечерний пейзаж, нарисованный в час, когда спускаются сумерки и на горизонте загораются уличные фонари маленького города. Упомяну еще и об описании цирка в тот вечер, когда Нелло ломает себе ноги, — молчание публики после его падения производит огромное впечатление. А сколько еще можно назвать чудесных эпизодов: смерть цыганки в домике на колесах, ярмарочные представления, вечер, когда выздоравливающий Нелло решает вновь увидеть цирк, — он добирается до Елисейских полей и садится прямо под дождем на тротуар против ярко освещенных окон, а немного погодя встает и молча уходит, так и не пожелав войти в здание цирка.

Такова эта книга. Она вносит новый штрих в творчество Эдмона де Гонкур, и благодаря своеобразию и взволнованности она останется в литературе. Автор написал книги более цельные и более законченные, но в нее он вложил все свои слезы, всю свою нежность, а этого часто бывает достаточно, чтобы сделать произведение бессмертным.