Сергей Беляков - Сборник критических статей Сергея Белякова

Тут невольно вспоминаешь историю первой постановки “Кармен”. Как громила французская музыкальная критика Жоржа Безе (заодно поминая и Проспера Мериме), громила за… недостойный моральный облик героини. А спустя много лет советские чиновники будут пенять Майе Плисецкой, что та в “Кармен-сюите” “опошлила образ героини испанского народа”. Советская критика в 20-е осуждала моральный облик Остапа Бендера, его безыдейность, а Луначарский требовал, чтобы Ильф и Петров нашли своему герою достойное место в процессе строительства нового общества. И все-таки я не рискну осуждать Пустовую и Рудалева. Пусть “цветы зла” совершенны, но ведь питаются они ядовитыми соками. Ядовитыми цветами лучше любоваться издали. Что будет с писателем, перешедшим грань добра и зла? Протест против дегуманизации современной литературы, на мой взгляд, морально оправдан.

Манифестами о конце постмодернизма и пришествии “нового реализма” (см. ниже) критики “новой волны” заявили, что не собираются идти по пути, предначертанному Мих. Новиковым и его единомышленниками в 90-е. Информировать и развлекать? Ну уж нет! Совсем не о такой доле мечтали наши герои. Да только ли они? “…Нам (и писателям, и читателям) нужен не просто оценщик и советчик, а наставник, проводник. Тот, кто покажет, и объяснит, и направит дальше, куда литература еще не зашагнула, но, по всем приметам, вот-вот должна <���…> История показала, что простая оценка произведения, констатация того или иного литературного явления для критики дела важные, но отнюдь не главные… Но критиков со своей позицией, с анализом происходящего в литературе едва ли наберется человек пять, остальные скорее рецензенты, лит-обозреватели, пишущие при появлении какого-либо яркого романа и объявлении шорт-листа очередной премии…” [68] Сенчин Р. Свечение на болоте // Знамя. 2005. № 5. С. 192–193. , — пишет прозаик Роман Сенчин. “Одна из главных задач критика все-таки, наверно, состоит в том, чтобы способствовать развитию писателя” [69] Орлова В. Как айсберг в океане. Взгляд на современную молодую литературу // Новый мир. 2005. № 4. С. 165. , — прямо заявляет Василина Орлова (так и слышится скрип то ли комиссарской тужурки, то ли пера критика-демократа).

Раз уж писатели затосковали по “руководящей и направляющей” руке критики, то критикам сам бог велел взять в руки вожжи. Критики “новой волны” обосновались в основном на страницах столичных “толстых” журналов, то есть как раз там, где и надлежит быть “подлинной” критике. Сергей Шаргунов, правда, получил собственную рубрику в “Ex libris НГ”, но свои программные произведения (манифест “Отрицание траура”, воплощение этого манифеста — странный текст под боевым кличем “Ура!” и полемическую реплику “Стратегически мы победили”) он опубликовал в “Новом мире” и в “Континенте”. В газетных рецензиях Шаргунов, по мере сил, старался воплощать провозглашенные им принципы. Насколько это получилось — другой вопрос. Валерия Пустовая и Андрей Рудалев и вовсе журнальные критики, у каждого на счету по несколько концептуальных статей, причем “Пораженцы и преображенцы” и “Человек с ружьем” Валерии Пустовой до сих пор относятся к числу наиболее цитируемых. Если же указанные авторы (равно как и Сенчин, и Орлова) печатаются в газетах, то и там, подобно Шаргунову, лишь отстаивают и развивают идеи, которые впервые были высказаны ими на страницах “Нового мира”, “Октября”, “Континента” и “Моск-вы”. Новое поколение вернулось под сень старых добрых “толстяков”.

Пылкие и честолюбивые критики “новой волны” стремятся не только фиксировать новое/старое, типичное/маргинальное в литературном процессе, но и сами, по мере сил, пробуют формировать облик современной литературы. Когда Шаргунов в декабре 2001 года провозгласил свое “Грядет новый реализм”, другие литераторы долго гадали, что же такое он имел в виду? Я предполагал, что речь идет о возвращении “радикального реализма”, отрицавшего художественный вымысел и противопоставлявшего опостылевшему fiction “правду жизни”: “За праздником цвета золотой осени приходит аскеза октября: голые красно-коричневые ветви с редкими, побуревшими листьями. И глаз отдыхает. Радикальный реализм — “отражение жизни”, минимально затронутое фантазией, — существовал давно. Новый реализм — его очередная реинкарнация. Радикальный реализм существует не только в литературе, но и в живописи, в кинематографе <���…> Радикальный реализм появляется периодически. Это реакция на кризис очередного господствующего направления. В возврате к жизни, к реальности видят выход из лабиринта бесконечных и часто бесплодных “творческих поисков”. Модернизм, постмодернизм, постпостмодернизм — сколько можно?! Вот она, дверца, за ней сияющий мир! Увы, дверца ведет лишь в тесный закоулок, который неизбежно оканчивается очередным тупиком. Сам по себе радикальный реализм может дать только передышку, отдых. Он ограничен по своей природе, к тому же его оковы не дают развиваться творческому воображению” [70] Беляков С. Дракон в лабиринте: К тупику нового реализма // Урал. 2003. № 10. С. 245–246. . Подобный взгляд был тогда достаточно распространен, его придерживался, например, Дмитрий Быков [71] См.: Продуктовый набор или осколок вытесняемой культуры? Толстые литературные журналы в современной России // Дружба народов. 2005. № 1. С. 173. . Образцовым “новым реалистом” оказался Роман Сенчин, писатель, лишенный творческого воображения, способности фантазировать и даже просто сочинять.